Президент Франции потребовал от мусульманских лидеров Франции подписать хартию республиканских ценностей. Это первый серьезный шаг главы европейского государства против мусульманского экстремизма. Вероятнее, что хартия будет подписана: вряд ли имамы пойдут на открытый конфликт. Но даже при благоприятном исходе видимость идеологического контроля над мусульманской диаспорой – скорее пряник для президента. Кнут (а точнее Дамоклов меч) никуда не денется.
Проблема в том, что «свободный мир» запутался в собственных ценностях. Потому что права и свободы предназначались для европейцев, а делить их пришлось с людьми другой культуры и другого темперамента, которым эта духовная пища приходится не по вкусу. Главное бремя белого человека – в его удивительной самонадеянности и бесконечной уверенности: его представления о том, что такое хорошо и что такое плохо, – истина в последней инстанции.
Границы свободы цивилизованного европейца не заканчиваются там, где начинаются свободы других. Точнее, иногда заканчиваются, а иногда – нет. Почему над неграми и Холокостом издеваться нельзя, а над религией – можно? Какое сообщество будет диктовать остальным свои нормы? Стоят ли принципы ублюдочного журнальчика гражданской войны? Или гражданский мир, основанный на компромиссах с головорезами, обернется и позором, и войной? Простых ответов тут нет, и это плохо.
Плохо только потому, что и «свободный мир» живет, оказывается, не по законам, а по понятиям. Хотя принятая в 1789 году Декларация прав человека и гражданина, которая и сейчас является во Франции юридически обязательным документом, гласит: «Свобода состоит в возможности действовать не во вред правам другого»; «Безопасность основывается на содействии всех в обеспечении прав каждого»; «Не делайте другому того, что вы не хотите, чтобы сделали вам. Постоянно делайте другим то доброе, что вы хотели бы получить сами».
Любое общество неоднородно. Но в любом нормальном обществе консерваторам приходится терпеть либералов, пенсионерам – молодых, демократам – коммунистов, интеллектуалам – пролетариев, силовикам – свободолюбивых студентов, оптимистам – пессимистов, атеистам – религиозных людей, христианам – мусульман, физикам – лириков, веганам – мясоедов и т. д.
Проблема в том, что «свободный мир» запутался в собственных ценностях. Потому что права и свободы предназначались для европейцев, а делить их пришлось с людьми другой культуры и другого темперамента, которым эта духовная пища приходится не по вкусу. Главное бремя белого человека – в его удивительной самонадеянности и бесконечной уверенности: его представления о том, что такое хорошо и что такое плохо, – истина в последней инстанции.
Границы свободы цивилизованного европейца не заканчиваются там, где начинаются свободы других. Точнее, иногда заканчиваются, а иногда – нет. Почему над неграми и Холокостом издеваться нельзя, а над религией – можно? Какое сообщество будет диктовать остальным свои нормы? Стоят ли принципы ублюдочного журнальчика гражданской войны? Или гражданский мир, основанный на компромиссах с головорезами, обернется и позором, и войной? Простых ответов тут нет, и это плохо.
Плохо только потому, что и «свободный мир» живет, оказывается, не по законам, а по понятиям. Хотя принятая в 1789 году Декларация прав человека и гражданина, которая и сейчас является во Франции юридически обязательным документом, гласит: «Свобода состоит в возможности действовать не во вред правам другого»; «Безопасность основывается на содействии всех в обеспечении прав каждого»; «Не делайте другому того, что вы не хотите, чтобы сделали вам. Постоянно делайте другим то доброе, что вы хотели бы получить сами».
Любое общество неоднородно. Но в любом нормальном обществе консерваторам приходится терпеть либералов, пенсионерам – молодых, демократам – коммунистов, интеллектуалам – пролетариев, силовикам – свободолюбивых студентов, оптимистам – пессимистов, атеистам – религиозных людей, христианам – мусульман, физикам – лириков, веганам – мясоедов и т. д.