А.Невзоров― Вы уже наблюдали сцену в ярославском цирке?
О.Журавлева― Пока нет.
А.Невзоров― Смотрите, там матерый цирковой бобер был в очередной, сотый раз поднят на жердочке под купол, и, качаясь на огромной высоте, прямо над публикой он долго и обильно мочился с высоты в ее восхищенные глаза.
В Дымарский― Это не первый раз, что ли, было?
А.Невзоров― Нет, это известный номер. И в этом, собственно, весь номер и заключался. И вдели бы вы потом ухмылку этого бобра.
А диверсию совершил Вася Уткин, потому что с утра он мне прислал это видео. И я делаю сейчас всё возможное – я гоню от себя эту ассоциацию, я возмущен собой, я практически написал на себя заявление, – но я не могу избавиться от ощущения, что ежегодное послание Путина Федеральному собранию чертовский напоминало то бобровское шоу с той только разницей, что наш бобер решил заменить цирк в конце номера.
Ну, еще ярославские зрители, они ржали, но вытирались, а поповско-чиновничий мир, собравшийся на послание, он благоговейно хранил божью росу на лицах своих и хранит, судя по всему, на побледневших своих харях всё это до сих пор.
О.Журавлева― Пока нет.
А.Невзоров― Смотрите, там матерый цирковой бобер был в очередной, сотый раз поднят на жердочке под купол, и, качаясь на огромной высоте, прямо над публикой он долго и обильно мочился с высоты в ее восхищенные глаза.
В Дымарский― Это не первый раз, что ли, было?
А.Невзоров― Нет, это известный номер. И в этом, собственно, весь номер и заключался. И вдели бы вы потом ухмылку этого бобра.
А диверсию совершил Вася Уткин, потому что с утра он мне прислал это видео. И я делаю сейчас всё возможное – я гоню от себя эту ассоциацию, я возмущен собой, я практически написал на себя заявление, – но я не могу избавиться от ощущения, что ежегодное послание Путина Федеральному собранию чертовский напоминало то бобровское шоу с той только разницей, что наш бобер решил заменить цирк в конце номера.
Ну, еще ярославские зрители, они ржали, но вытирались, а поповско-чиновничий мир, собравшийся на послание, он благоговейно хранил божью росу на лицах своих и хранит, судя по всему, на побледневших своих харях всё это до сих пор.