Форум
Красота предгрозовых альп с их постояльцами
Сочный зеленый цвет лугов, раскинувшихся между прекрасных
холмов и гор, успокаивал глаз. Низкие облака, медленная, тягучая тишина, всегда
благотворно влияла на организм. Но не только это манило сюда разношерстный
народ. Пространственная свобода здесь сочеталась со свободой души и мысли,
поступков и отношений. Среди всей этой красоты и природного размаха раскинулось
вольное поселение с ежедневной ярмаркой и бесплатными заведениями. Губернатор
поселения был весьма либерален и свободолюбив, а также самодостаточен.
Единственная просьба к постоялым клиентам и гостям была – тыцать различные
кнопки в его имении, а также не предаваться прелюбодеянию на глазах у всех.
Почему именно эти ограничения были необходимы хозяину, никого не волновало, все
старались исполнять в меру своего желания и возможности. Бесплатный
круглосуточный доступ в бар, в музыкальный салон, в любые места его хозяйства,
доставляли непомерное удовольствие публике, умеющей любить свободу и комфорт.
Это был действительный островок свободы, среди моря так называемых прав и
свобод. Однако свобода имеет и обратную сторону медали. Урегулирование
отношения между постояльцами и гостями ложилось на их плечи. Но, справедливости
ради, надо сказать, что никогда ничего страшного и ужасного не происходило.
Перепалки, угрозы и взаимные оскорблениями оставались только словами, не
приводили к тяжелым последствиям и больше веселили публику, чем озадачивали.
Быть может, что именно это и надо было странникам со всего света. Любой
желающий мог себе найти приют, компанию по интересам. Хозяин не требовал
регистрации от приезжих, не спрашивал имени и рода занятий. Может именно это
послабление и затянуло сюда толпу темнокожих парней, которые были вроде как
сами по себе. А когда становилось темно, этим преимуществом пользовались и
постояльцы, натягивая темную кожу на себя и царапая гадости на дверях других
местных.
Среди палаток, столов и развалов время от времени появлялся старик. Некоторые
его считали умалишенным, но важным гостем. Он досаждал публике своими призывами
к соборности, вере, покаянию и благодушию. Его истошные вопли сводили с ума
разные компании, которые устраивались поудобнее и пытавшиеся обсудить свои
вопросы. Седая клочками борода, косоватый взгляд, делали старика похожим на
первосвященников, громогласно обвинявших иноверцев в ереси. Однако старик знал
себе цену, по характеру был спокоен и осознавал объективную реальность такой,
как она есть и как он себе представляет. Более всего его возгласы донимали
шустрый торговый народец иноверцев, обосновавшийся здесь и считавших поселение
своим. Старик их явно недолюбливал и выливал на них всю свою обиду за бесцельно
прожитые годы. Самым ярым его противником был персонаж с непомерно большими
ушами. Следует отметить, что он имел некоторые познания и теологического и
практического характера. Поговаривали даже, что он жил где-то по соседству со
стариком и собака старикашки нето порвала ему штанину, нетто обоссала ногу,
поэтому ученый сосед затаил злобу и мстил деду.
За широким столом у открытого окна, с видом горную на речку, любил восседать
яркий персонаж, пират без корабля, практически в отставке. Но его пистолет и
сабля всегда выглядывали из-за яркого шелкового пояса. Вот и сейчас он в
очередной раз рассказывал историю своих морских приключений. Его деревянная
нога, крюк вместо левой руки и повязка на глазу выгодно выделяли его среди
других мужчин, навевали ореол таинственности и романтики. Пара дам и чернявые
парни слушали его рассказ о битве.
- Ну, скажи же нам, как ты потерял ногу - спросила дама с черными, вьющимися
волосами. Она буквально пожирала пирата своими выпуклыми большими глазами.
- Дело было 20 лет назад, брали мы на абордаж испанский галеон. Кровь, дым,
крики, стоны. Все смешалось. Вдруг выстрел с кормы неприятеля из пушки, ядро
буквально крошит мне ногу. Но я, не теряя самообладания, успел саблей заколоть
врага. Хороший был куш.
- Скажи, скажи, а почему у тебя вместо руки крюк,- не унималась черноволоска.
- Это была дуэль, я вступился за даму. Мой противник – подлец, выстрелил раньше
и раздробил мне предплечье. Но я его победил, истекая кровью. Дама была
отмщена.
- Ну а с глазом что произошло,- спросил горбоносый торговец.
- А ну.. это.. чайка.. сука.. смотрел в небо.. вдруг – хлоп к глаз, начал
вытирать, забыл, что вместо руки крюк,- чуть со смущением сказал пират.
На открытой террасе вальяжно восседал купец. Его бородатое лицо и
умиротворенная ухмылка говорила о его добродушном нраве, но тяжелом характере.
Он был крупный купец, но как сам заявлял, но не по размеру капитала. По этому
показателю он отставал от своих друзей. Крупный он был по комплекции. Купец
раскладывал открытки с видами разных городов и царств, где по его рассказам он
побывал, а также картинки различных повозок, которые он предлагал к продаже. Он
был мастер рассказа и поэтому публика с удовольствием слушала его. Иногда он,
правда, повторялся и слегка привирал, на чем его, непременно, пытались
подловить люди из противоборствующей торговой группы. Эта самая группировка
торгашей и не любила купца, может из-за его удачливости в деле, а может потому,
что он мог рассказать об удачливости. Купец покрикивал на торговый люд и,
порой, матерясь от души заводил публику. Иноверцы, в свою очередь, не отставали
от купца и критиковали его товары, не скупясь в выражениях. Иногда перепалки
перерастали в затянувшиеся разборки.
Вальяжная форма поведения и, отчасти, пофигизм ужасно злили конкурента купца –
пирата. Доходило до того, что искры от разрядов их взаимных угроз и обвинений
трещали в воздухе часами.
Одной из колоритнейших фигур местечка был местечковый сумасшедший. Он, как и
старик, слонялся без дела и завывал, как бездомный пес, на луну от голода.
Вонь, исходившая от него, свидетельствовала о его нечистоплотности. Молва
доносила до ушей, что дурачок ночевал в конюшнях. Его иногда подкармливали,
жалея больного. Как рассказывал народ, детская умственная отсталость и
отсутствие родительской любви довели хе-хекающего до того состояния, в котором
следующей стадией является изоляция от общества. Хотя было несколько постояльцев
и гостей, которые пытались с ним общаться на равных. Это происходило, скорее
всего, от их собственного скудоумия или попыток показаться умными на фоне
дурачка. Один из них – представитель шустрого народа, по различным причинам
оказавшийся в стране врагов своего народа. Ходили слухи, что он альфонс,
основную часть жизни прожигает на пособие, но если подвернется какая-нибудь
пожилая обеспеченная дама, он не упускает свой шанс и поправляет свое
материальное положение. Другие поговаривали о том, что он уже не ходок до
женщин, а лишь ублажает их своими рассказами о былой удали. Иногда он
поддакивал городскому дурачку незатейливой фразой – «Какой ты интересный
собеседник», после чего полоумный начинал расхваливать Жигало и тот купался в
лучах славы. Не гнушался альфонс пнуть и старика – глашатая веры.
За столиком в углу, у кадки с пальмой, сидели три, практически одинаковых,
персонажа. Известно было про них то, что один был изобретателем и водился с
каким-то воеводой, занятие двух других были связаны с проводами и таинственными
коробками.
- Ничего не понимаю, запутался я совсем. Уеду в свою деревню строить себе
шале,- говорил один из них.
Изобретатель, выбрасывая на стол из стакана кости, повторял:
- Зачем я опять так надрался, плохо будет.
Третий товарищ ему сочувствовал:
- Понимаю тебя, но не ты в этом виноват, а коррумпированная власть, которая,
слава богу, здесь нас не достанет.
Время от времени шум на минуту затихал. К стойке бара чинно дефилировала
светловолосая красотка. Не обращая внимания на различные окрики, она наливала
себе напиток, который в сей день ей приходился по вкусу и перекидывалась
несколькими фразами с постояльцами и гостями.
- Богиня, - шептал изобретатель и закатывал пьяные глаза, представляю красотку
в своих объятиях.
Столик на четверых, находящийся у стойки, частенько занимал непонятный тип. Он
приезжал на дорогой черной повозке. Выходил всегда один, садился за этот столик
и проводил некоторое время, порой мирно беседуя с завсегдатаями. Он мог выпить
и прикрикнуть на иноверцев-торгашей, причем иногда без дела. Мог стреляться
косточками от вишни в проходивших мимо него суетливых людей. Но что-то
останавливало народ от нападения на этого гражданина. То ли ружье,
инкрустированное золотом, которое он всегда зачем-то носил с собой, то ли черная
повозка, в которой, как многие считали, за шторками еще кто-то есть.
На небольшой эстраде, среди фотографий знаменитостей и дружеских шаржей, на
кожаном стуле с высокой спинкой, тихо играя на гитаре, сидел музыкант. Его
длинные волосы ниспадали практически до плеч, а когда он мастерски перебирал
струны гитары, исполняя известные композиции, он находился в нирване. Иногда он
играл для гостей и постояльцев музыку, частенько пел с купцом в унисон. Никто и
ничто не могло его вернуть в реальность, пока он сам, насладившись музыкой и
коньяком, не начинал разговаривать. Его частый собеседник был того возраста,
когда мужчине можно было дать и 35 лет и все 60. Последний заходился в споре,
порою с самим собой, про великую страну, находящуюся за тридевять земель и
окруженную высоченной стеной. Там и только там он черпал себе вдохновение для
бесед.
Иногда к стойке бара выбегал некто, причем откуда он появлялся, никто не знал.
Жирные жидкие редкие волосы, длины, почти такой, как у музыканта, делали его
лицо испуганным. Его считали за провокатора потому, что он всегда боялся тайной
полиции, везде ему мерещились заговоры и он пытался вызвать собеседника на
откровенность, пугая любого всевидящем оком «старшего брата». Но он был как не
уловимый Джо, а неуловимым он был потому, почему и Джо.
Круглый столик в центре зала заведения был занят высоким, худым парнем с
мрачным лицом. Он, выпивая кружку-две доброго выбродившего напитка, начинал
ругать власть. Но ругал он не губернатора островка свободы, а всех кто был
против него. Все знали, что он отставной слуга государя большой страны, отчасти
понимали его, а не его взгляды.
- Все пропало, все продано, все пи..сты, - раздавались крики на все поселение и
рвали захмелевшую душу служивому.
Складывалось впечатление, что худой сидит за этим столиком вечно, никуда не
выходя и не отдыхая. Ему неоднократно говорили, что надо успокоиться, меньше
находиться в этом месте, больше обращать снимания на себя, обрести смысл жизни,
а не горлопанить и пугать простых обывателей. Находясь в подавленном
настроении, он иногда затрагивал дурачка, который, видя доброе расположение к
нему, начинал еще сильнее изводить люд своими претензиями на сущность его
никчемной жизни. Дровишки в печь плохого настроения худого, частенько
подкидывал Жигало. Имея хитрый нрав и жизненный опыт, он умело направлял мысли
бывшего слуги государя в нужное русло. Манипулировать сознанием окружающих
вместе с Жигало пытался бесцветный человек. А бесцветным он был потому, что он
сам не мог определиться, какой он. Ну, если он и был бесцветным, то, отнюдь, не
прозрачным. Его круглое, одутловатое лицо со свисающими вниз закрученными
прядями, длинная курчавая борода, в сочетании с маленьким ростом, делали этот
персонаж комичным, не смотря на его показные знания на поприще различных наук,
доступных его возможностям. Из-за своей комплекции он был заметен и в темноте,
даже когда натягивал темную шкуру.
Под раскидистым деревом восседали ученые мужи, постоянно спорившие между собой
о математике и физике и ее применении в жизни. Особенно выделялся тучный, в
очках с толстыми линзами, человек, бубнивший постоянно цитатами классиков. Ему
оппонировал полуголый гражданин, пытаясь документально, подтверждая фактами,
доказать свою правоту. Полуголым он был не от того, что ему носить было нечего.
Диалектический смысл отрицания им одежды был понятен только ему. Изредка к ним
присоединялись другие высоколобые мужи, отчего шум под деревом усиливался и
заглушал другие споры.
Местный астроном наплевательски относился ко всему происходящему. Его интересовала
вечность, пространство и тишина. Чудные картинки, увиденные им в телескоп,
рассматривала вся публика.
Веселило публику и присутствие полу-женщины-полу-мужчины в не мысленных
одеяниях, с железным приспособлением в руке. Оно пыталось всех убедить, что это
самый важный и нужный предмет в далекой холодной и варварской стране, и ему
стоило больших усилий его достать. Более того, этой железной ерундовиной оно
едва не зашибло завсегдатая, являющегося другом пирата, обладателя двух мечей и
постоянно живущего в далекой, ужасно медленной стране, где долгое время был под
запретом добрый эль. Однако они в последствии даже померились, и «сарацин»
простил его (только кого – женщину или мужчину, никто не понял).
Так и проходил день за днем в вольном поселении. Светловолосая дама, по утрам
будила народ. Другие дамы водили легкие интрижки с постояльцами, выставляя на
показ голые коленки и претендуя на знания в последней инстанции. Но над ними
постоянно довлело негласное присутствие их ужасной соперницы, имеющей несколько
лиц, а также вер. Говорят, она работала учителем, во что верилось с трудом,
толмачом, собирала овощи в раскаленной пустыне. Она могла грязно ругаться,
пугать, уходить, возвращаться и снова уходить, но так, чтобы ее никто не видел.
Она была словно волк в овечьей черной шкуре. Большинство, естественно,
понимало, что она уже укусить не может, а может лишь «помять». Однако именно
это ее коварство испытал бизнесмен вселенского масштаба, застигнутый врасплох
коварной бабищей с нужнике, находившимся в благородном трактире, где они
изволили откушать каре ягненка, хотя народная молва вещала о горячих
бутербродах.
Глобальное потепление делало свое жуткое дело. Жара, докатившаяся до гор и
заливных лугов, духота - все это вставляло раскаленные иглы в черепа скитальцев,
нашедших приют на островке свободы безграничного пространства.
В воздухе пахло грозой…
To be continued
Сочный зеленый цвет лугов, раскинувшихся между прекрасных
холмов и гор, успокаивал глаз. Низкие облака, медленная, тягучая тишина, всегда
благотворно влияла на организм. Но не только это манило сюда разношерстный
народ. Пространственная свобода здесь сочеталась со свободой души и мысли,
поступков и отношений. Среди всей этой красоты и природного размаха раскинулось
вольное поселение с ежедневной ярмаркой и бесплатными заведениями. Губернатор
поселения был весьма либерален и свободолюбив, а также самодостаточен.
Единственная просьба к постоялым клиентам и гостям была – тыцать различные
кнопки в его имении, а также не предаваться прелюбодеянию на глазах у всех.
Почему именно эти ограничения были необходимы хозяину, никого не волновало, все
старались исполнять в меру своего желания и возможности. Бесплатный
круглосуточный доступ в бар, в музыкальный салон, в любые места его хозяйства,
доставляли непомерное удовольствие публике, умеющей любить свободу и комфорт.
Это был действительный островок свободы, среди моря так называемых прав и
свобод. Однако свобода имеет и обратную сторону медали. Урегулирование
отношения между постояльцами и гостями ложилось на их плечи. Но, справедливости
ради, надо сказать, что никогда ничего страшного и ужасного не происходило.
Перепалки, угрозы и взаимные оскорблениями оставались только словами, не
приводили к тяжелым последствиям и больше веселили публику, чем озадачивали.
Быть может, что именно это и надо было странникам со всего света. Любой
желающий мог себе найти приют, компанию по интересам. Хозяин не требовал
регистрации от приезжих, не спрашивал имени и рода занятий. Может именно это
послабление и затянуло сюда толпу темнокожих парней, которые были вроде как
сами по себе. А когда становилось темно, этим преимуществом пользовались и
постояльцы, натягивая темную кожу на себя и царапая гадости на дверях других
местных.
Среди палаток, столов и развалов время от времени появлялся старик. Некоторые
его считали умалишенным, но важным гостем. Он досаждал публике своими призывами
к соборности, вере, покаянию и благодушию. Его истошные вопли сводили с ума
разные компании, которые устраивались поудобнее и пытавшиеся обсудить свои
вопросы. Седая клочками борода, косоватый взгляд, делали старика похожим на
первосвященников, громогласно обвинявших иноверцев в ереси. Однако старик знал
себе цену, по характеру был спокоен и осознавал объективную реальность такой,
как она есть и как он себе представляет. Более всего его возгласы донимали
шустрый торговый народец иноверцев, обосновавшийся здесь и считавших поселение
своим. Старик их явно недолюбливал и выливал на них всю свою обиду за бесцельно
прожитые годы. Самым ярым его противником был персонаж с непомерно большими
ушами. Следует отметить, что он имел некоторые познания и теологического и
практического характера. Поговаривали даже, что он жил где-то по соседству со
стариком и собака старикашки нето порвала ему штанину, нетто обоссала ногу,
поэтому ученый сосед затаил злобу и мстил деду.
За широким столом у открытого окна, с видом горную на речку, любил восседать
яркий персонаж, пират без корабля, практически в отставке. Но его пистолет и
сабля всегда выглядывали из-за яркого шелкового пояса. Вот и сейчас он в
очередной раз рассказывал историю своих морских приключений. Его деревянная
нога, крюк вместо левой руки и повязка на глазу выгодно выделяли его среди
других мужчин, навевали ореол таинственности и романтики. Пара дам и чернявые
парни слушали его рассказ о битве.
- Ну, скажи же нам, как ты потерял ногу - спросила дама с черными, вьющимися
волосами. Она буквально пожирала пирата своими выпуклыми большими глазами.
- Дело было 20 лет назад, брали мы на абордаж испанский галеон. Кровь, дым,
крики, стоны. Все смешалось. Вдруг выстрел с кормы неприятеля из пушки, ядро
буквально крошит мне ногу. Но я, не теряя самообладания, успел саблей заколоть
врага. Хороший был куш.
- Скажи, скажи, а почему у тебя вместо руки крюк,- не унималась черноволоска.
- Это была дуэль, я вступился за даму. Мой противник – подлец, выстрелил раньше
и раздробил мне предплечье. Но я его победил, истекая кровью. Дама была
отмщена.
- Ну а с глазом что произошло,- спросил горбоносый торговец.
- А ну.. это.. чайка.. сука.. смотрел в небо.. вдруг – хлоп к глаз, начал
вытирать, забыл, что вместо руки крюк,- чуть со смущением сказал пират.
На открытой террасе вальяжно восседал купец. Его бородатое лицо и
умиротворенная ухмылка говорила о его добродушном нраве, но тяжелом характере.
Он был крупный купец, но как сам заявлял, но не по размеру капитала. По этому
показателю он отставал от своих друзей. Крупный он был по комплекции. Купец
раскладывал открытки с видами разных городов и царств, где по его рассказам он
побывал, а также картинки различных повозок, которые он предлагал к продаже. Он
был мастер рассказа и поэтому публика с удовольствием слушала его. Иногда он,
правда, повторялся и слегка привирал, на чем его, непременно, пытались
подловить люди из противоборствующей торговой группы. Эта самая группировка
торгашей и не любила купца, может из-за его удачливости в деле, а может потому,
что он мог рассказать об удачливости. Купец покрикивал на торговый люд и,
порой, матерясь от души заводил публику. Иноверцы, в свою очередь, не отставали
от купца и критиковали его товары, не скупясь в выражениях. Иногда перепалки
перерастали в затянувшиеся разборки.
Вальяжная форма поведения и, отчасти, пофигизм ужасно злили конкурента купца –
пирата. Доходило до того, что искры от разрядов их взаимных угроз и обвинений
трещали в воздухе часами.
Одной из колоритнейших фигур местечка был местечковый сумасшедший. Он, как и
старик, слонялся без дела и завывал, как бездомный пес, на луну от голода.
Вонь, исходившая от него, свидетельствовала о его нечистоплотности. Молва
доносила до ушей, что дурачок ночевал в конюшнях. Его иногда подкармливали,
жалея больного. Как рассказывал народ, детская умственная отсталость и
отсутствие родительской любви довели хе-хекающего до того состояния, в котором
следующей стадией является изоляция от общества. Хотя было несколько постояльцев
и гостей, которые пытались с ним общаться на равных. Это происходило, скорее
всего, от их собственного скудоумия или попыток показаться умными на фоне
дурачка. Один из них – представитель шустрого народа, по различным причинам
оказавшийся в стране врагов своего народа. Ходили слухи, что он альфонс,
основную часть жизни прожигает на пособие, но если подвернется какая-нибудь
пожилая обеспеченная дама, он не упускает свой шанс и поправляет свое
материальное положение. Другие поговаривали о том, что он уже не ходок до
женщин, а лишь ублажает их своими рассказами о былой удали. Иногда он
поддакивал городскому дурачку незатейливой фразой – «Какой ты интересный
собеседник», после чего полоумный начинал расхваливать Жигало и тот купался в
лучах славы. Не гнушался альфонс пнуть и старика – глашатая веры.
За столиком в углу, у кадки с пальмой, сидели три, практически одинаковых,
персонажа. Известно было про них то, что один был изобретателем и водился с
каким-то воеводой, занятие двух других были связаны с проводами и таинственными
коробками.
- Ничего не понимаю, запутался я совсем. Уеду в свою деревню строить себе
шале,- говорил один из них.
Изобретатель, выбрасывая на стол из стакана кости, повторял:
- Зачем я опять так надрался, плохо будет.
Третий товарищ ему сочувствовал:
- Понимаю тебя, но не ты в этом виноват, а коррумпированная власть, которая,
слава богу, здесь нас не достанет.
Время от времени шум на минуту затихал. К стойке бара чинно дефилировала
светловолосая красотка. Не обращая внимания на различные окрики, она наливала
себе напиток, который в сей день ей приходился по вкусу и перекидывалась
несколькими фразами с постояльцами и гостями.
- Богиня, - шептал изобретатель и закатывал пьяные глаза, представляю красотку
в своих объятиях.
Столик на четверых, находящийся у стойки, частенько занимал непонятный тип. Он
приезжал на дорогой черной повозке. Выходил всегда один, садился за этот столик
и проводил некоторое время, порой мирно беседуя с завсегдатаями. Он мог выпить
и прикрикнуть на иноверцев-торгашей, причем иногда без дела. Мог стреляться
косточками от вишни в проходивших мимо него суетливых людей. Но что-то
останавливало народ от нападения на этого гражданина. То ли ружье,
инкрустированное золотом, которое он всегда зачем-то носил с собой, то ли черная
повозка, в которой, как многие считали, за шторками еще кто-то есть.
На небольшой эстраде, среди фотографий знаменитостей и дружеских шаржей, на
кожаном стуле с высокой спинкой, тихо играя на гитаре, сидел музыкант. Его
длинные волосы ниспадали практически до плеч, а когда он мастерски перебирал
струны гитары, исполняя известные композиции, он находился в нирване. Иногда он
играл для гостей и постояльцев музыку, частенько пел с купцом в унисон. Никто и
ничто не могло его вернуть в реальность, пока он сам, насладившись музыкой и
коньяком, не начинал разговаривать. Его частый собеседник был того возраста,
когда мужчине можно было дать и 35 лет и все 60. Последний заходился в споре,
порою с самим собой, про великую страну, находящуюся за тридевять земель и
окруженную высоченной стеной. Там и только там он черпал себе вдохновение для
бесед.
Иногда к стойке бара выбегал некто, причем откуда он появлялся, никто не знал.
Жирные жидкие редкие волосы, длины, почти такой, как у музыканта, делали его
лицо испуганным. Его считали за провокатора потому, что он всегда боялся тайной
полиции, везде ему мерещились заговоры и он пытался вызвать собеседника на
откровенность, пугая любого всевидящем оком «старшего брата». Но он был как не
уловимый Джо, а неуловимым он был потому, почему и Джо.
Круглый столик в центре зала заведения был занят высоким, худым парнем с
мрачным лицом. Он, выпивая кружку-две доброго выбродившего напитка, начинал
ругать власть. Но ругал он не губернатора островка свободы, а всех кто был
против него. Все знали, что он отставной слуга государя большой страны, отчасти
понимали его, а не его взгляды.
- Все пропало, все продано, все пи..сты, - раздавались крики на все поселение и
рвали захмелевшую душу служивому.
Складывалось впечатление, что худой сидит за этим столиком вечно, никуда не
выходя и не отдыхая. Ему неоднократно говорили, что надо успокоиться, меньше
находиться в этом месте, больше обращать снимания на себя, обрести смысл жизни,
а не горлопанить и пугать простых обывателей. Находясь в подавленном
настроении, он иногда затрагивал дурачка, который, видя доброе расположение к
нему, начинал еще сильнее изводить люд своими претензиями на сущность его
никчемной жизни. Дровишки в печь плохого настроения худого, частенько
подкидывал Жигало. Имея хитрый нрав и жизненный опыт, он умело направлял мысли
бывшего слуги государя в нужное русло. Манипулировать сознанием окружающих
вместе с Жигало пытался бесцветный человек. А бесцветным он был потому, что он
сам не мог определиться, какой он. Ну, если он и был бесцветным, то, отнюдь, не
прозрачным. Его круглое, одутловатое лицо со свисающими вниз закрученными
прядями, длинная курчавая борода, в сочетании с маленьким ростом, делали этот
персонаж комичным, не смотря на его показные знания на поприще различных наук,
доступных его возможностям. Из-за своей комплекции он был заметен и в темноте,
даже когда натягивал темную шкуру.
Под раскидистым деревом восседали ученые мужи, постоянно спорившие между собой
о математике и физике и ее применении в жизни. Особенно выделялся тучный, в
очках с толстыми линзами, человек, бубнивший постоянно цитатами классиков. Ему
оппонировал полуголый гражданин, пытаясь документально, подтверждая фактами,
доказать свою правоту. Полуголым он был не от того, что ему носить было нечего.
Диалектический смысл отрицания им одежды был понятен только ему. Изредка к ним
присоединялись другие высоколобые мужи, отчего шум под деревом усиливался и
заглушал другие споры.
Местный астроном наплевательски относился ко всему происходящему. Его интересовала
вечность, пространство и тишина. Чудные картинки, увиденные им в телескоп,
рассматривала вся публика.
Веселило публику и присутствие полу-женщины-полу-мужчины в не мысленных
одеяниях, с железным приспособлением в руке. Оно пыталось всех убедить, что это
самый важный и нужный предмет в далекой холодной и варварской стране, и ему
стоило больших усилий его достать. Более того, этой железной ерундовиной оно
едва не зашибло завсегдатая, являющегося другом пирата, обладателя двух мечей и
постоянно живущего в далекой, ужасно медленной стране, где долгое время был под
запретом добрый эль. Однако они в последствии даже померились, и «сарацин»
простил его (только кого – женщину или мужчину, никто не понял).
Так и проходил день за днем в вольном поселении. Светловолосая дама, по утрам
будила народ. Другие дамы водили легкие интрижки с постояльцами, выставляя на
показ голые коленки и претендуя на знания в последней инстанции. Но над ними
постоянно довлело негласное присутствие их ужасной соперницы, имеющей несколько
лиц, а также вер. Говорят, она работала учителем, во что верилось с трудом,
толмачом, собирала овощи в раскаленной пустыне. Она могла грязно ругаться,
пугать, уходить, возвращаться и снова уходить, но так, чтобы ее никто не видел.
Она была словно волк в овечьей черной шкуре. Большинство, естественно,
понимало, что она уже укусить не может, а может лишь «помять». Однако именно
это ее коварство испытал бизнесмен вселенского масштаба, застигнутый врасплох
коварной бабищей с нужнике, находившимся в благородном трактире, где они
изволили откушать каре ягненка, хотя народная молва вещала о горячих
бутербродах.
Глобальное потепление делало свое жуткое дело. Жара, докатившаяся до гор и
заливных лугов, духота - все это вставляло раскаленные иглы в черепа скитальцев,
нашедших приют на островке свободы безграничного пространства.
В воздухе пахло грозой…
To be continued
у него жена была американка...точнее, афроамериканка
