Форум
Что выставить в музее Маннергейма?
Организатора блокады Ленинграда опять хотят восславить в Санкт-Петербурге
Узнав, что вместо убранной со Шпалерной улицы мемориальной доски маршала Карла Маннергейма в нашем городе может появиться целый музей, духоскрепные патриоты стали срочно выяснять: чей проект? Если местный, можно порвать на себе тельняшки с воплями «Фашизм не пройдёт!» Если, как на Шпалерной, инициатор сам министр культуры Владимир Мединский — совсем другое дело. Тут положено проливать слюни умиления, а недовольных, типа рубивших доску топором нацболов, клеймить экстремистами.
Инициатива оказалась местной и тельняшки рвутся в клочья! Даже главный клоун Совета Федерации Франц Клинцевич отметился. Ну очень решительно осудил даже опрос о музеефикации одного из организаторов блокады Ленинграда. Где же он, интересно, был, когда доску вешали? Тем не менее я хочу подойти к проекту конструктивно и предложить экспонаты, которые отсутствуют в доме Маннергейма в Хельсинки, но без сомнения достойны внимания посетителей.
На самом видном месте должна находиться мраморная доска, где золотыми буквами выложены лучшие цитаты героя экспозиции. Например, обличение верноподданым полковником Российской Императорской армии кровавого режима Николая II, от которого он исправно принимал чины и ордена.
«Революция в России дала моей родине передышку в борьбе против национального гнета. На переломе столетий это угнетение проявилось во введении противозаконной военной обязанности, русификации учреждений и других насильственных действиях. Следует вспомнить и о том, что Финляндии было запрещено иметь собственные военные силы. В это трудное время российский император — Великий князь Финляндский — отменил часть ненавистных решений по русификации, и финское общество получило возможность осуществить те реформы, которым до сих пор препятствовала государственная власть России».
И сожаление уже генерал-майора Маннергейма, который, квартируя в Варшаве, не смог достичь полного взаимопонимания с польским обществом. Хотя и очень старался.
«Как финн и убежденный противник политики русификации, я думал, что понимаю чувства поляков и их точку зрения на те вопросы, которые можно было считать взрывоопасными. Несмотря на это, поляки относились ко мне с предубеждением. Отрицательное отношение поляков к русским было почти таким же, как и наше».
И конечно приказ уже командующего финской армией 23 февраля 1918 года. Из которого видно: договор с Россией, согласно которому независимость Финляндии признана в границах автономного Великого Княжества Финляндского для Маннергейма не более чем туалетная бумажка. Его душа жаждет похода на восток!
«Нам не нужна в качестве подарка-милости та земля, которая уже по кровным узам принадлежит нам, и я клянусь от имени той финской крестьянской армии, чьим главнокомандующим я имею честь быть, что не вложу свой меч в ножны, прежде чем законный порядок не воцарится в стране, прежде чем все укрепления не окажутся в наших руках, прежде чем последний вояка и хулиган Ленина не будет изгнан как из Финляндии так и из Восточной Карелии. Веря в правоту нашего благородного дела, полагаясь на храбрость наших людей и самопожертвование наших женщин, мы создадим сильную, великую Финляндию».
Отдельно, но радом с последней цитатой следует разместить карту вторжений белофиннов в Карелию в 1918-20 гг. Тогда они пытались захватить Мурманск и Петрозаводск, в итоге смогли отхомячить от России Печенгу. Тут же будет уместен материал о расстрелах войсками Маннергейма русского населения Выборга, где было перебито свыше 400 человек, включая женщин и детей. Ну и конечно фотосессия кораблей британского флота, который, базируясь в Бьёрке и Териоках (Зеленогорске), в 1919 году атаковал Кронштадт. Именно нежелание повторения подобного и сподвигло Москву двадцать лет спустя потребовать вернуть Карельский перешеек (который император Александр I в 1811 году присоединил к части своей державы, не рассчитывая, что она станет враждебным государством).
Особый стенд следует посвятить эпизодам Великой Отечественной войны. Начав с отрывка из дневника будущего президента Финляндии Юхо Паасикиви, который 23 июня посетил действующего главу государства Ристо Рюти:
«Был у Рюти на его летней квартире, Рюти рассказал: 3.07.41 мы выступаем, так как к этому сроку немцы в Северной Финляндии будут готовы. Мы уточнили будущую границу Финляндии. Границы будут установлены в зависимости от исхода войны и оттого, что станет с Советским Союзом. Сейчас стоит вопрос о Восточной Карелии. Германский посланник передал Рюти собственноручное письмо германского фюрера, в котором фюрер обращает внимание, что Германия и Финляндия во второй раз будут сражаться вместе, и заверял, что он не оставит Финляндию. Это хорошо. Маннергейм, который приходил к Рюти, был этим также очень удовлетворён. Маннергейм сказал Рюти, что немцы преуспели против Советского Союза с самого начала гораздо больше, чем можно было предвидеть».
Не забыть карты финского наступления 1941 года. Отдельно Карелии, где финны захватили Олонец, Петрозаводск и Медвежьегорск, отдельно — Карельского перешейка, где были захвачены Майнила, Новый Белоостров, Симолово и Троицкое. В свете подобных иллюстраций заверения российских либералов, клявшихся, что войска Маннергейма лишь отвоевали территории потерянные в 1939-40 гг., будут смотреться особенно правдиво.
На самом видном месте следует развесить фото из финских концлагерей, особенно с детьми за колючей проволокой. Дополнить их цитатами из работы историка Хельге Сеппяля «Финляндия как оккупант», подсчитавшего, что из 64 188 советских пленных погибло 18 318, а из примерно 24 тысяч гражданских лиц — примерно 4600. (Без учёта тысяч расстрелянных и умерших от голода вне лагерей из-за массовых реквизиций продуктов в пользу «освободителей»). Ну и завершить экспозицию фотографиями из блокадного Ленинграда. С напоминанием, что без финской армии её кольцо не замкнулось бы и большинство из 700 тысяч жертв блокады остались бы живы.
С такими экспонатами музей будет чрезвычайно полезен. Особенно если договориться о параллельном открытии в Хельсинки экспозиции о российском генерал-губернаторе Финляндии Николае Бобрикове. Именно его ненавистная и насильственная руссификация возмутила Маннегрейма. За неё Бобрикова под аплодисменты прогрессивной общественности и застрелил сын финского сенатора Эйген Шауман.
Если в Питере откроют музей генералу Маннергейму выморившему сотни тысяч горожан, почему бы в Финляндии не почтить генерала, Бобрикова? Он там никого не убил, зато проводил прогрессивную аграрную реформу, наделив участками многих безземельных Ихалайненов и Хювяриненов.
Организатора блокады Ленинграда опять хотят восславить в Санкт-Петербурге
Узнав, что вместо убранной со Шпалерной улицы мемориальной доски маршала Карла Маннергейма в нашем городе может появиться целый музей, духоскрепные патриоты стали срочно выяснять: чей проект? Если местный, можно порвать на себе тельняшки с воплями «Фашизм не пройдёт!» Если, как на Шпалерной, инициатор сам министр культуры Владимир Мединский — совсем другое дело. Тут положено проливать слюни умиления, а недовольных, типа рубивших доску топором нацболов, клеймить экстремистами.
Инициатива оказалась местной и тельняшки рвутся в клочья! Даже главный клоун Совета Федерации Франц Клинцевич отметился. Ну очень решительно осудил даже опрос о музеефикации одного из организаторов блокады Ленинграда. Где же он, интересно, был, когда доску вешали? Тем не менее я хочу подойти к проекту конструктивно и предложить экспонаты, которые отсутствуют в доме Маннергейма в Хельсинки, но без сомнения достойны внимания посетителей.
На самом видном месте должна находиться мраморная доска, где золотыми буквами выложены лучшие цитаты героя экспозиции. Например, обличение верноподданым полковником Российской Императорской армии кровавого режима Николая II, от которого он исправно принимал чины и ордена.
«Революция в России дала моей родине передышку в борьбе против национального гнета. На переломе столетий это угнетение проявилось во введении противозаконной военной обязанности, русификации учреждений и других насильственных действиях. Следует вспомнить и о том, что Финляндии было запрещено иметь собственные военные силы. В это трудное время российский император — Великий князь Финляндский — отменил часть ненавистных решений по русификации, и финское общество получило возможность осуществить те реформы, которым до сих пор препятствовала государственная власть России».
И сожаление уже генерал-майора Маннергейма, который, квартируя в Варшаве, не смог достичь полного взаимопонимания с польским обществом. Хотя и очень старался.
«Как финн и убежденный противник политики русификации, я думал, что понимаю чувства поляков и их точку зрения на те вопросы, которые можно было считать взрывоопасными. Несмотря на это, поляки относились ко мне с предубеждением. Отрицательное отношение поляков к русским было почти таким же, как и наше».
И конечно приказ уже командующего финской армией 23 февраля 1918 года. Из которого видно: договор с Россией, согласно которому независимость Финляндии признана в границах автономного Великого Княжества Финляндского для Маннергейма не более чем туалетная бумажка. Его душа жаждет похода на восток!
«Нам не нужна в качестве подарка-милости та земля, которая уже по кровным узам принадлежит нам, и я клянусь от имени той финской крестьянской армии, чьим главнокомандующим я имею честь быть, что не вложу свой меч в ножны, прежде чем законный порядок не воцарится в стране, прежде чем все укрепления не окажутся в наших руках, прежде чем последний вояка и хулиган Ленина не будет изгнан как из Финляндии так и из Восточной Карелии. Веря в правоту нашего благородного дела, полагаясь на храбрость наших людей и самопожертвование наших женщин, мы создадим сильную, великую Финляндию».
Отдельно, но радом с последней цитатой следует разместить карту вторжений белофиннов в Карелию в 1918-20 гг. Тогда они пытались захватить Мурманск и Петрозаводск, в итоге смогли отхомячить от России Печенгу. Тут же будет уместен материал о расстрелах войсками Маннергейма русского населения Выборга, где было перебито свыше 400 человек, включая женщин и детей. Ну и конечно фотосессия кораблей британского флота, который, базируясь в Бьёрке и Териоках (Зеленогорске), в 1919 году атаковал Кронштадт. Именно нежелание повторения подобного и сподвигло Москву двадцать лет спустя потребовать вернуть Карельский перешеек (который император Александр I в 1811 году присоединил к части своей державы, не рассчитывая, что она станет враждебным государством).
Особый стенд следует посвятить эпизодам Великой Отечественной войны. Начав с отрывка из дневника будущего президента Финляндии Юхо Паасикиви, который 23 июня посетил действующего главу государства Ристо Рюти:
«Был у Рюти на его летней квартире, Рюти рассказал: 3.07.41 мы выступаем, так как к этому сроку немцы в Северной Финляндии будут готовы. Мы уточнили будущую границу Финляндии. Границы будут установлены в зависимости от исхода войны и оттого, что станет с Советским Союзом. Сейчас стоит вопрос о Восточной Карелии. Германский посланник передал Рюти собственноручное письмо германского фюрера, в котором фюрер обращает внимание, что Германия и Финляндия во второй раз будут сражаться вместе, и заверял, что он не оставит Финляндию. Это хорошо. Маннергейм, который приходил к Рюти, был этим также очень удовлетворён. Маннергейм сказал Рюти, что немцы преуспели против Советского Союза с самого начала гораздо больше, чем можно было предвидеть».
Не забыть карты финского наступления 1941 года. Отдельно Карелии, где финны захватили Олонец, Петрозаводск и Медвежьегорск, отдельно — Карельского перешейка, где были захвачены Майнила, Новый Белоостров, Симолово и Троицкое. В свете подобных иллюстраций заверения российских либералов, клявшихся, что войска Маннергейма лишь отвоевали территории потерянные в 1939-40 гг., будут смотреться особенно правдиво.
На самом видном месте следует развесить фото из финских концлагерей, особенно с детьми за колючей проволокой. Дополнить их цитатами из работы историка Хельге Сеппяля «Финляндия как оккупант», подсчитавшего, что из 64 188 советских пленных погибло 18 318, а из примерно 24 тысяч гражданских лиц — примерно 4600. (Без учёта тысяч расстрелянных и умерших от голода вне лагерей из-за массовых реквизиций продуктов в пользу «освободителей»). Ну и завершить экспозицию фотографиями из блокадного Ленинграда. С напоминанием, что без финской армии её кольцо не замкнулось бы и большинство из 700 тысяч жертв блокады остались бы живы.
С такими экспонатами музей будет чрезвычайно полезен. Особенно если договориться о параллельном открытии в Хельсинки экспозиции о российском генерал-губернаторе Финляндии Николае Бобрикове. Именно его ненавистная и насильственная руссификация возмутила Маннегрейма. За неё Бобрикова под аплодисменты прогрессивной общественности и застрелил сын финского сенатора Эйген Шауман.
Если в Питере откроют музей генералу Маннергейму выморившему сотни тысяч горожан, почему бы в Финляндии не почтить генерала, Бобрикова? Он там никого не убил, зато проводил прогрессивную аграрную реформу, наделив участками многих безземельных Ихалайненов и Хювяриненов.
