Чон разбудил Ким в полночь и повел ее по заранее разработанному маршруту.
Накануне он приготовил два рюкзака с едой и запасной одеждой. Подумав, добавил нож и порцию яда.
Чон не хотел никаких сюрпризов, поэтому взял с собой и пистолет. Ким уговаривала его не делать этого, но Чон настоял на своем.
Попасть в плен означало показательный судебный процесс в Северной Корее и почти неминуемый расстрел – особенно если учесть, что Чон был охранником, а Ким – его пленницей.
"У меня была всего одна ночь, – вспоминает 26-летний Чон Гван Чин. – Если бы мне не удалось бежать в ту ночь, меня бы поймали и расстреляли".
"Если бы меня попытались задержать, я бы открыл огонь и побежал. А если бы сбежать не удалось, я бы застрелился".
На случай, если бы застрелиться не удалось, Чон и припас нож и яд.
"Я был готов к смерти, и потому не боялся ничего", – рассказывает он.
Чон и Ким выпрыгнули из окна и побежали через двор трудового лагеря.
После этого им предстояло перебраться через забор, не привлекая внимания сторожевых собак, чей лай был отчетливо слышен неподалеку.
И даже если бы им это удалось, от свободы их отделяла пограничная река Туманган (Туманная), тщательно охраняемая северокорейскими патрулями.
Но риск был оправданным.
В ближайшее время Ким должны были перевести из трудового лагеря в тюрьму. Зная об условиях содержания в северокорейских тюрьмах, они оба понимали, что она вряд ли выйдет оттуда живой.
Это была необычная дружба – между охранником и заключенной.
Чон и Ким впервые встретились всего двумя месяцами ранее, в мае 2019 года. Чон работал охранником в центре временного содержания Онсон на севере КНДР. Здесь под круглосуточным наблюдением содержались арестованные в ожидании суда.
Ким привлекла его внимание своим внешним видом и манерами.
Чон знал, что ее арестовали за помощь в организации побега из Северной Кореи.
Ким была "брокером". Она помогала держать связь между теми, кому удалось сбежать, и их семьями, оставшимися в КНДР, сохраняя возможность присылать деньги или связываться по телефону.
Для среднего жителя Северной Кореи эта была весьма прибыльная работа.
Ким получала примерно 30% суммы перевода в качестве комиссионных. Средняя сумма перевода, по некоторым оценкам, составляет примерно 2,8 млн вон – около 2400 долларов.
На первый взгляд, между Чоном и Ким не могло быть ничего общего.
Ким незаконно зарабатывала деньги, постепенно узнавая о мире за границами коммунистического режима в КНДР. Чон прослужил 10 лет в армии призывником и не сомневался в коммунистических идеалах.
Однако во многом они были похожи. Оба были крайне разочарованы своей жизнью и чувствовали, что дальше развиваться некуда.
Для Ким поворотным моментом стало ее тюремное заключение. Это был не первый ее тюремный срок, и она знала, что во второй раз отношение к ней будет более жестким. Если бы ей удалось пережить тюрьму, возвращение к брокерской жизни – и еще один потенциальный арест – было бы чрезвычайно рискованным делом.
Первый раз Ким арестовали за особенно опасный тип посредничества – помощь северокорейцам в бегстве через границу с Китаем по тому самому маршруту, по которому они с Чоном собирались бежать сами.
"Без связей в среде военных сделать это невозможно", – говорит она.
Ким подкупала пограничников и в течение шести лет зарабатывала хорошие деньги на каждом, кому помогала бежать – от полутора до двух тысяч долларов, это примерно годовой доход среднего жителя Северной Кореи.
Однако в итоге военные и передали ее властям.
Ким получила пять лет тюрьмы. Освободившись, она решила бросить работу посредником – это было слишком рискованно.
Но дальнейшие события заставили ее вернуться к этой работе.
"Я сказала им, что заплачу столько, сколько они захотят, я умоляла и просила"
Ким
Пока Ким была за решеткой, ее супруг повторно женился и забрал их детей в новую семью. Надо было учиться выживать в новых условиях.
Ким решила заняться чуть менее рискованным посредничеством: пользуясь своими связями, помогать перебежчикам переводить деньги родным в Северной Корее и связываться с семьями по телефону.
Международные звонки на мобильных телефонах в КНДР заблокированы. У Ким был контрабандный китайский телефон, и она могла взимать плату за пользование им.
Но в конце концов ее снова поймали. Она отправилась в горы с мальчиком из своей деревни, чтобы тот мог поговорить по телефону с матерью, сбежавшей в Южную Корею. За ними последовали агенты спецслужб.
"Я сказала им, что заплачу столько, сколько они захотят, я умоляла и просила. Но мне сказали, что поскольку мальчик все видел, они не могут скрыть мое преступление".
В КНДР за действия в пользу "враждебных государств" – Южной Кореи, Японии или США, – можно получить больший срок, чем за убийство.
Ким поняла, что ее прежняя жизнь закончилась. Она ожидала суда, понимая, что как рецидивистке, ожидать снисхождения ей не приходится. Как раз тогда она и повстречалась с Чоном.
В отличие от Ким, Чону не грозила тюрьма, но он тоже сильно разочаровался в жизни.
Он начал службу в армии, собираясь после этого работать в полиции, о чем мечтал с детства.
Однако отец объяснил Чону, на что он в действительности может рассчитывать.
"Однажды отец усадил меня рядом с собой и сказал, что человеку моего происхождения нечего рассчитывать на службу в полиции".
Родители Чона были крестьянами. Крестьянами были и его деды и бабушки.
"Любой рост в Северной Корее требует денег. Даже на выпускных экзаменах в университете теперь считается нормой дать профессору взятку", – говорит Чон.
Последние годы выдались неурожайными
Но даже тем, кому удалось пробиться в лучший университет и окончить его с отличием, без денег будущее отнюдь не гарантировано.
"Я знаю одного парня, который с отличием окончил престижный университет имени Ким Ир Сена, а сегодня торгует на рынке фальшивым мясом", – рассказывает Чон.
Для большей части населения просто выживание – главная задача.
Условия жизни улучшились по сравнению с первыми годами жизни Чона, когда страну поразил страшный четырехлетний голод, известный в Северной Корее как "Трудный поход", но они по-прежнему чрезвычайно тяжелы.
Поняв, что полицейским ему не стать, Чон задумался о том, как еще можно изменить свою жизнь. После встречи с Ким идея постепенно обрела очертания.
Их отношения были необычными, и уж точно не походили на отношения охранника и заключенного.
Заключенным вообще не разрешается обращаться к охране, объясняет Чон. Они – "как небо и земля".
Чон разговаривал с Ким шепотом через решетку камеры. "Конечно, там есть видеокамера, но когда электричество отключается, камера не работает. А иногда ее поворачивают в другую сторону, – рассказывает он. – Конечно, заключенные знают, кто с кем дружит, но реальная власть – в руках охраны".
Чон говорит, что заботился о Ким. "Я почувствовал, что между нами есть связь", – говорит он.
"Я хочу тебе помочь, сестричка. Ты можешь не пережить тюрьму .”
Чон
Примерно через два месяца после знакомства их дружба внезапно приобрела новый смысл.
Суд приговорил Ким к четырем годам и трем месяцам заключения в печально известной тюрьме Чонгори.
Она понимала, что может не выйти оттуда. Беседы с бывшими заключенными пролили свет на массовые злоупотребления в северокорейских тюрьмах.
"Я была в отчаянии. Не раз думала о самоубийстве и непрерывно рыдала", – вспоминает она.
"Когда тебя отправляют в тюрьму, ты перестаешь быть гражданином, – говорит Чон. – Ты больше не человек, ты ничем не отличаешься от животного".
Однажды он прошептал Ким: "Я хочу тебе помочь, сестричка. Ты можешь не пережить тюрьму. Единственный способ спасти тебя – это помочь тебе бежать".
Однако, как многие северокорейцы, Ким научилась не доверять другим. Это могла быть ловушка.
"Я спросила его напрямую: "Ты шпион? Что ты получишь в обмен на мою разрушенную жизнь?" Но он настаивал, что просто хочет помочь".
В конце концов Чон признался, что не только хочет помочь Ким бежать в Южную Корею, но и рассчитывает отправиться с ней.
Выяснилось, что на его карьерные перспективы также повлиял его низкий статус из-за наличия родственников в Южной Корее.
Но эти же родственники давали надежду на будущее.
Он показал ей фотографии своих родных, которые он потихоньку унес из дома своих родителей в последний раз, когда к ним приезжал. На обороте были написанные мелким почерком адреса.
Ким поверила Чону.
Но она очень боялась.
"Сердце бешено колотилось, – вспоминает она. – Никогда еще в истории Северной Кореи тюремщик и заключенный не бежали вместе".
12 июля 2019 года наступил нужный момент. Ким должны были вот-вот отправить в Чонгори. Начальник Чона отправился на ночь домой.
В темноте они вылезли из окна, перелезли через забор и пересекли рисовые поля на пути к реке.
"Я все время спотыкалась и падала", – вспоминает Ким. Долгие месяцы заключения истощили ее организм.
Но они успешно добрались до берега реки. И вдруг в полусотне метров от них на пограничном посту включился прожектор.
"Мы подумали, что, возможно, пограничный гарнизон уже обнаружил, что мы сбежали, и ужесточает меры безопасности, – говорит Чон. – Но мы прятались и наблюдали, а они просто меняли часовых. Мы слышали, как разговаривают пограничники. Через полчаса стало тихо".
Беглецы спустились к реке.
"Я несколько раз бывал на берегу, и река всегда была неглубокой. Я и представить не мог, насколько она глубока, – рассказывает Чон. – Если бы я был один, то просто переплыл бы ее. Но у меня был рюкзак и пистолет. Если бы он намок, в нем не было бы никакого смысла, поэтому я держал его на весу в руке. Река становилась все глубже".
Чон поплыл. Но Ким не умела плавать.
Чон зажал пистолет в одной руке, а другой ухватил Ким.
"Когда мы добрались до середины реки, вода была выше моего роста, – говорит Ким. – Я захлебывалась и не могла открыть глаза".
Ким умоляла Чона повернуть назад.
"Я сказал ей: "Мы оба погибнем, если вернемся. Если умирать, то здесь, а не там". Но я выбился из сил. В голову полезли мысли "Это конец?"
Наконец Чон коснулся ногами дна.
Беглецы выбрались на берег и пересекли последний участок земли, отделявший их от колючей проволоки на китайской границе.
Но до полной безопасности было еще далеко.
Чон и Ким три дня скрывались в горах, пока не натолкнулись на местного жителя, одолжившего им свой мобильный телефон. Ким позвонила своему знакомому посреднику. Тот сообщил, что северокорейские власти отправили на их поиски команду людей и с помощью китайской полиции прочесывают окрестности.
Но с помощью связей Ким беглецам удалось избежать поимки и в итоге покинуть Китай.
Перед последним этапом своего путешествия они встретились с нами в секретном месте, чтобы рассказать о побеге и его последствиях.
Весьма вероятно, что побег Ким и Чон еще больше снизит социальный статус их семей в северокорейской кастовой системе и что их родственников будут много допрашивать.
Но оба надеются, что их относительная независимость в то время – Чон служил в армии, Ким рассталась с мужем и детьми – позволит их семьям утверждать, что они не знали о планах беглецов.
"Я чувствую себя виноватой – я сбежала, чтобы выжить, – говорит Ким. – Сердце разрывается".
Чон чувствует то же самое. Он начинает тихо напевать народную песню "Весна дома", затем обхватывает голову руками.
И ему грустно, что теперь он расстается со своей спутницей. Чон изменил планы и собирается поехать в США, а не в Южную Корею.
"Поезжай со мной в Америку", – упрашивает он Ким. Она качает головой: "Я не уверена. Я не говорю по-английски. Мне страшно".
Чон пытается убедить ее, что они могут выучить английский язык.
"Не забывай меня, где бы ты ни был", – тихо говорит Ким.
Но оба рады, что наконец ускользнули от северокорейского режима.
"Оглядываясь назад, понимаешь: мы все жили в тюрьме. Мы не могли ни ездить куда захотим, ни делать что захотим. У северокорейцев есть глаза, но они не видят, есть уши, но они не слышат, есть рты, но они не могут говорить", – считает Чон.
Имя заключенной изменено для ее безопасности на новом месте жительства.
Накануне он приготовил два рюкзака с едой и запасной одеждой. Подумав, добавил нож и порцию яда.
Чон не хотел никаких сюрпризов, поэтому взял с собой и пистолет. Ким уговаривала его не делать этого, но Чон настоял на своем.
Попасть в плен означало показательный судебный процесс в Северной Корее и почти неминуемый расстрел – особенно если учесть, что Чон был охранником, а Ким – его пленницей.
"У меня была всего одна ночь, – вспоминает 26-летний Чон Гван Чин. – Если бы мне не удалось бежать в ту ночь, меня бы поймали и расстреляли".
"Если бы меня попытались задержать, я бы открыл огонь и побежал. А если бы сбежать не удалось, я бы застрелился".
На случай, если бы застрелиться не удалось, Чон и припас нож и яд.
"Я был готов к смерти, и потому не боялся ничего", – рассказывает он.
Чон и Ким выпрыгнули из окна и побежали через двор трудового лагеря.
После этого им предстояло перебраться через забор, не привлекая внимания сторожевых собак, чей лай был отчетливо слышен неподалеку.
И даже если бы им это удалось, от свободы их отделяла пограничная река Туманган (Туманная), тщательно охраняемая северокорейскими патрулями.
Но риск был оправданным.
В ближайшее время Ким должны были перевести из трудового лагеря в тюрьму. Зная об условиях содержания в северокорейских тюрьмах, они оба понимали, что она вряд ли выйдет оттуда живой.
Это была необычная дружба – между охранником и заключенной.
Чон и Ким впервые встретились всего двумя месяцами ранее, в мае 2019 года. Чон работал охранником в центре временного содержания Онсон на севере КНДР. Здесь под круглосуточным наблюдением содержались арестованные в ожидании суда.
Ким привлекла его внимание своим внешним видом и манерами.
Чон знал, что ее арестовали за помощь в организации побега из Северной Кореи.
Ким была "брокером". Она помогала держать связь между теми, кому удалось сбежать, и их семьями, оставшимися в КНДР, сохраняя возможность присылать деньги или связываться по телефону.
Для среднего жителя Северной Кореи эта была весьма прибыльная работа.
Ким получала примерно 30% суммы перевода в качестве комиссионных. Средняя сумма перевода, по некоторым оценкам, составляет примерно 2,8 млн вон – около 2400 долларов.
На первый взгляд, между Чоном и Ким не могло быть ничего общего.
Ким незаконно зарабатывала деньги, постепенно узнавая о мире за границами коммунистического режима в КНДР. Чон прослужил 10 лет в армии призывником и не сомневался в коммунистических идеалах.
Однако во многом они были похожи. Оба были крайне разочарованы своей жизнью и чувствовали, что дальше развиваться некуда.
Для Ким поворотным моментом стало ее тюремное заключение. Это был не первый ее тюремный срок, и она знала, что во второй раз отношение к ней будет более жестким. Если бы ей удалось пережить тюрьму, возвращение к брокерской жизни – и еще один потенциальный арест – было бы чрезвычайно рискованным делом.
Первый раз Ким арестовали за особенно опасный тип посредничества – помощь северокорейцам в бегстве через границу с Китаем по тому самому маршруту, по которому они с Чоном собирались бежать сами.
"Без связей в среде военных сделать это невозможно", – говорит она.
Ким подкупала пограничников и в течение шести лет зарабатывала хорошие деньги на каждом, кому помогала бежать – от полутора до двух тысяч долларов, это примерно годовой доход среднего жителя Северной Кореи.
Однако в итоге военные и передали ее властям.
Ким получила пять лет тюрьмы. Освободившись, она решила бросить работу посредником – это было слишком рискованно.
Но дальнейшие события заставили ее вернуться к этой работе.
"Я сказала им, что заплачу столько, сколько они захотят, я умоляла и просила"
Ким
Пока Ким была за решеткой, ее супруг повторно женился и забрал их детей в новую семью. Надо было учиться выживать в новых условиях.
Ким решила заняться чуть менее рискованным посредничеством: пользуясь своими связями, помогать перебежчикам переводить деньги родным в Северной Корее и связываться с семьями по телефону.
Международные звонки на мобильных телефонах в КНДР заблокированы. У Ким был контрабандный китайский телефон, и она могла взимать плату за пользование им.
Но в конце концов ее снова поймали. Она отправилась в горы с мальчиком из своей деревни, чтобы тот мог поговорить по телефону с матерью, сбежавшей в Южную Корею. За ними последовали агенты спецслужб.
"Я сказала им, что заплачу столько, сколько они захотят, я умоляла и просила. Но мне сказали, что поскольку мальчик все видел, они не могут скрыть мое преступление".
В КНДР за действия в пользу "враждебных государств" – Южной Кореи, Японии или США, – можно получить больший срок, чем за убийство.
Ким поняла, что ее прежняя жизнь закончилась. Она ожидала суда, понимая, что как рецидивистке, ожидать снисхождения ей не приходится. Как раз тогда она и повстречалась с Чоном.
В отличие от Ким, Чону не грозила тюрьма, но он тоже сильно разочаровался в жизни.
Он начал службу в армии, собираясь после этого работать в полиции, о чем мечтал с детства.
Однако отец объяснил Чону, на что он в действительности может рассчитывать.
"Однажды отец усадил меня рядом с собой и сказал, что человеку моего происхождения нечего рассчитывать на службу в полиции".
Родители Чона были крестьянами. Крестьянами были и его деды и бабушки.
"Любой рост в Северной Корее требует денег. Даже на выпускных экзаменах в университете теперь считается нормой дать профессору взятку", – говорит Чон.
Последние годы выдались неурожайными
Но даже тем, кому удалось пробиться в лучший университет и окончить его с отличием, без денег будущее отнюдь не гарантировано.
"Я знаю одного парня, который с отличием окончил престижный университет имени Ким Ир Сена, а сегодня торгует на рынке фальшивым мясом", – рассказывает Чон.
Для большей части населения просто выживание – главная задача.
Условия жизни улучшились по сравнению с первыми годами жизни Чона, когда страну поразил страшный четырехлетний голод, известный в Северной Корее как "Трудный поход", но они по-прежнему чрезвычайно тяжелы.
Поняв, что полицейским ему не стать, Чон задумался о том, как еще можно изменить свою жизнь. После встречи с Ким идея постепенно обрела очертания.
Их отношения были необычными, и уж точно не походили на отношения охранника и заключенного.
Заключенным вообще не разрешается обращаться к охране, объясняет Чон. Они – "как небо и земля".
Чон разговаривал с Ким шепотом через решетку камеры. "Конечно, там есть видеокамера, но когда электричество отключается, камера не работает. А иногда ее поворачивают в другую сторону, – рассказывает он. – Конечно, заключенные знают, кто с кем дружит, но реальная власть – в руках охраны".
Чон говорит, что заботился о Ким. "Я почувствовал, что между нами есть связь", – говорит он.
"Я хочу тебе помочь, сестричка. Ты можешь не пережить тюрьму .”
Чон
Примерно через два месяца после знакомства их дружба внезапно приобрела новый смысл.
Суд приговорил Ким к четырем годам и трем месяцам заключения в печально известной тюрьме Чонгори.
Она понимала, что может не выйти оттуда. Беседы с бывшими заключенными пролили свет на массовые злоупотребления в северокорейских тюрьмах.
"Я была в отчаянии. Не раз думала о самоубийстве и непрерывно рыдала", – вспоминает она.
"Когда тебя отправляют в тюрьму, ты перестаешь быть гражданином, – говорит Чон. – Ты больше не человек, ты ничем не отличаешься от животного".
Однажды он прошептал Ким: "Я хочу тебе помочь, сестричка. Ты можешь не пережить тюрьму. Единственный способ спасти тебя – это помочь тебе бежать".
Однако, как многие северокорейцы, Ким научилась не доверять другим. Это могла быть ловушка.
"Я спросила его напрямую: "Ты шпион? Что ты получишь в обмен на мою разрушенную жизнь?" Но он настаивал, что просто хочет помочь".
В конце концов Чон признался, что не только хочет помочь Ким бежать в Южную Корею, но и рассчитывает отправиться с ней.
Выяснилось, что на его карьерные перспективы также повлиял его низкий статус из-за наличия родственников в Южной Корее.
Но эти же родственники давали надежду на будущее.
Он показал ей фотографии своих родных, которые он потихоньку унес из дома своих родителей в последний раз, когда к ним приезжал. На обороте были написанные мелким почерком адреса.
Ким поверила Чону.
Но она очень боялась.
"Сердце бешено колотилось, – вспоминает она. – Никогда еще в истории Северной Кореи тюремщик и заключенный не бежали вместе".
12 июля 2019 года наступил нужный момент. Ким должны были вот-вот отправить в Чонгори. Начальник Чона отправился на ночь домой.
В темноте они вылезли из окна, перелезли через забор и пересекли рисовые поля на пути к реке.
"Я все время спотыкалась и падала", – вспоминает Ким. Долгие месяцы заключения истощили ее организм.
Но они успешно добрались до берега реки. И вдруг в полусотне метров от них на пограничном посту включился прожектор.
"Мы подумали, что, возможно, пограничный гарнизон уже обнаружил, что мы сбежали, и ужесточает меры безопасности, – говорит Чон. – Но мы прятались и наблюдали, а они просто меняли часовых. Мы слышали, как разговаривают пограничники. Через полчаса стало тихо".
Беглецы спустились к реке.
"Я несколько раз бывал на берегу, и река всегда была неглубокой. Я и представить не мог, насколько она глубока, – рассказывает Чон. – Если бы я был один, то просто переплыл бы ее. Но у меня был рюкзак и пистолет. Если бы он намок, в нем не было бы никакого смысла, поэтому я держал его на весу в руке. Река становилась все глубже".
Чон поплыл. Но Ким не умела плавать.
Чон зажал пистолет в одной руке, а другой ухватил Ким.
"Когда мы добрались до середины реки, вода была выше моего роста, – говорит Ким. – Я захлебывалась и не могла открыть глаза".
Ким умоляла Чона повернуть назад.
"Я сказал ей: "Мы оба погибнем, если вернемся. Если умирать, то здесь, а не там". Но я выбился из сил. В голову полезли мысли "Это конец?"
Наконец Чон коснулся ногами дна.
Беглецы выбрались на берег и пересекли последний участок земли, отделявший их от колючей проволоки на китайской границе.
Но до полной безопасности было еще далеко.
Чон и Ким три дня скрывались в горах, пока не натолкнулись на местного жителя, одолжившего им свой мобильный телефон. Ким позвонила своему знакомому посреднику. Тот сообщил, что северокорейские власти отправили на их поиски команду людей и с помощью китайской полиции прочесывают окрестности.
Но с помощью связей Ким беглецам удалось избежать поимки и в итоге покинуть Китай.
Перед последним этапом своего путешествия они встретились с нами в секретном месте, чтобы рассказать о побеге и его последствиях.
Весьма вероятно, что побег Ким и Чон еще больше снизит социальный статус их семей в северокорейской кастовой системе и что их родственников будут много допрашивать.
Но оба надеются, что их относительная независимость в то время – Чон служил в армии, Ким рассталась с мужем и детьми – позволит их семьям утверждать, что они не знали о планах беглецов.
"Я чувствую себя виноватой – я сбежала, чтобы выжить, – говорит Ким. – Сердце разрывается".
Чон чувствует то же самое. Он начинает тихо напевать народную песню "Весна дома", затем обхватывает голову руками.
И ему грустно, что теперь он расстается со своей спутницей. Чон изменил планы и собирается поехать в США, а не в Южную Корею.
"Поезжай со мной в Америку", – упрашивает он Ким. Она качает головой: "Я не уверена. Я не говорю по-английски. Мне страшно".
Чон пытается убедить ее, что они могут выучить английский язык.
"Не забывай меня, где бы ты ни был", – тихо говорит Ким.
Но оба рады, что наконец ускользнули от северокорейского режима.
"Оглядываясь назад, понимаешь: мы все жили в тюрьме. Мы не могли ни ездить куда захотим, ни делать что захотим. У северокорейцев есть глаза, но они не видят, есть уши, но они не слышат, есть рты, но они не могут говорить", – считает Чон.
Имя заключенной изменено для ее безопасности на новом месте жительства.