Антон Орехъ: Это не цирк
Суд над Навальным за оскорбление ветерана – это не цирк. Потому что цирк – это искусство, а клоуны – это удивительные мастера, заставляющие людей смеяться и плакать. А в Бабушкинском суде плакала только прокурорша, да и то по неподтвержденным сведениям. Но пропаганда, в крайнем случае, слёзы ей подрисует. У этого процесса есть, как ни смешно, чисто юридический аспект – но кого он вообще волнует? Поскольку исход ясен заранее, то каждая сторона использует мероприятие как трибуну.
Навальный клеймит холуёв. Холуёв во власти и при власти, из-за которых старики наши живут бедно, а ветераны живут лучше лишь в сравнении с остальными пенсионерами, но сравнивать их благосостояние с жизнью ветеранов в той же побежденной Германии стыдно и позорно. А у судьи и прокурора чисто служебная функция по созданию нужного фона для телевизионных трепачей и помётов.
Дело об оскорблении ветерана войны — самое перспективное из дел против Навального наравне с делом о воровстве денег, которые граждане жертвуют Навальному на его проекты. Но то дело еще впереди, а тут огонь уже вовсю полыхает. У нас же в 2021 году вообще не осталось никаких других тем и никаких образов, кроме войны и Победы. Любое хорошее дело – почти военный подвиг, и мини-штурм Рейхстага. Любой плохой человек немедленно сравнивается с эсэсовцем, власовцем или бандеровцем.
Лжец и пустомеля Толстой на днях придумал даже каких-то предателей в блокадном Ленинграде. Ну, а Навальный, само собой, не просто оскорбил конкретного деда, а в его лице нанес смертельную обиду всем ветеранам. Более того – осквернил память миллионов погибших на фронтах и в концлагерях. И не случайно он лечился именно в Германии, которая напала на нас 22 июня. И не зря в эти дни мы снова говорим о недопустимости фальсификации истории и реабилитации нацизма.
Ну и так далее и тому подобное – потекло говно по трубам. В идеале суд по делу ветерана и Навального должен идти каждую пятницу. Можно еще раз прочитать показания старика, которых он, конечно, не давал, потому что 95-летний человек реально сумел неделю назад с трудом прочитать четыре строки по бумажке, а тут прокурорша обливаясь потом и слезами потратила на его военные мемуары почти академический час. Можно привести в зал еще каких-то соседей, оскорбленных в своих чувствах и переживающих за Игната Артеменко. Можно попытаться найти у Навального несуществующего деда-полицая. Суд – это просто место встречи. Учреждение, в котором разыгрывают постановки и обращаются не к участникам заседания, а к миллионам людей за пределами этого тесного служебного помещения
Суд над Навальным за оскорбление ветерана – это не цирк. Потому что цирк – это искусство, а клоуны – это удивительные мастера, заставляющие людей смеяться и плакать. А в Бабушкинском суде плакала только прокурорша, да и то по неподтвержденным сведениям. Но пропаганда, в крайнем случае, слёзы ей подрисует. У этого процесса есть, как ни смешно, чисто юридический аспект – но кого он вообще волнует? Поскольку исход ясен заранее, то каждая сторона использует мероприятие как трибуну.
Навальный клеймит холуёв. Холуёв во власти и при власти, из-за которых старики наши живут бедно, а ветераны живут лучше лишь в сравнении с остальными пенсионерами, но сравнивать их благосостояние с жизнью ветеранов в той же побежденной Германии стыдно и позорно. А у судьи и прокурора чисто служебная функция по созданию нужного фона для телевизионных трепачей и помётов.
Дело об оскорблении ветерана войны — самое перспективное из дел против Навального наравне с делом о воровстве денег, которые граждане жертвуют Навальному на его проекты. Но то дело еще впереди, а тут огонь уже вовсю полыхает. У нас же в 2021 году вообще не осталось никаких других тем и никаких образов, кроме войны и Победы. Любое хорошее дело – почти военный подвиг, и мини-штурм Рейхстага. Любой плохой человек немедленно сравнивается с эсэсовцем, власовцем или бандеровцем.
Лжец и пустомеля Толстой на днях придумал даже каких-то предателей в блокадном Ленинграде. Ну, а Навальный, само собой, не просто оскорбил конкретного деда, а в его лице нанес смертельную обиду всем ветеранам. Более того – осквернил память миллионов погибших на фронтах и в концлагерях. И не случайно он лечился именно в Германии, которая напала на нас 22 июня. И не зря в эти дни мы снова говорим о недопустимости фальсификации истории и реабилитации нацизма.
Ну и так далее и тому подобное – потекло говно по трубам. В идеале суд по делу ветерана и Навального должен идти каждую пятницу. Можно еще раз прочитать показания старика, которых он, конечно, не давал, потому что 95-летний человек реально сумел неделю назад с трудом прочитать четыре строки по бумажке, а тут прокурорша обливаясь потом и слезами потратила на его военные мемуары почти академический час. Можно привести в зал еще каких-то соседей, оскорбленных в своих чувствах и переживающих за Игната Артеменко. Можно попытаться найти у Навального несуществующего деда-полицая. Суд – это просто место встречи. Учреждение, в котором разыгрывают постановки и обращаются не к участникам заседания, а к миллионам людей за пределами этого тесного служебного помещения