Форум
В позапрошлом году пензенский губернатор Белозерцев прославился своей эпичной речью о том, что массовая драка между русскими и цыганами была результатом происков Америки, дестабилизирующих ситуацию в селе Чемодановка. «Огромные деньги загоняют на подготовку людей», — вещал губернатор.
И вот таки да: деньги были огромные. Но загонял их не Запад, а хозяин «Биотека» Борис Шпигель, если верить следствию. И не на дестабилизацию ситуации в селе Чемодановка, а самому губеру.
Губернатора, избранного аж 78% голосов, взяли, и что характерно — никто из якобы голосовавших за Белозерцева на улицу не вышел, потому что есть такая особенность у нарисованных избирателей.
Нарисованные избиратели на улицу не выходят.
Дело, впрочем, не в Белозерцеве, а в Борисе Шпигеле, потому что это величины несравнимые. Белозерцев — рядовой представитель «расстрельной» ныне профессии (тут вот Дмитрий Гудков остроумно посчитал, что вероятность посадки губернатора — 8,8%),
а Шпигель, это… ну Березовский от фармацевтики.
По повадкам, по масштабу — это последний ископаемый динозавр 90-х, замечательно, впрочем, встроившийся в систему, решала с огромными связями и еще большими понтами, коллекционер, владелец огромной библиотеки и тапочек, на одной из которых написано «всегда», а на другой «прав», человек, который после своей громкой битвы с «Тева» якобы мог похвастаться: «А вот кому решить дело в Верховном суде?»
В начале 2000-х Шпигель гремел. Когда российский фармрынок был еще в сравнительно диком состоянии, не было, пожалуй, фармкомпании влиятельней, чем «Биотек». Заводы его — советское барахло, но ноу-хау Шпигеля была дистрибуция, а точнее — посредничество. Именно при его неоценимом посредничестве выходили на рынок зарубежные препараты. А если не посредничал — могли и не выйти. Думаю, если б не Шпигель, то в России многих госзакупок лекарств не было б.
Помните спецэкспортеров в 1990-х? Тогда бизнесмены вывозили за советские рубли алюминий и медь, продавали на Западе по тысячекратной цене и на эти проценты жили. А вывозить они имели право потому, что им специальной бумажкой дали статус «спецэскпортер». Шпигель выполнял ту же роль, только в импорте лекарств. Он был, если угодно, «специмпортер». Если западный фармгигант хотел выйти на российский рынок, ему было проще всего прибегнуть к помощи Шпигеля.
Подробности этого сотрудничества стали предметом расследования SEC(американской Комиссии по ценным бумагам). В 2016 году SEC влепила Teva $520 млн штрафа за коррупцию. В числе прочего они описывали взаимодействие Teva c неким неназванным высокопоставленным россиянином, который с 2003 по март 2013 года был сенатором и зампредом комитета Совета Федерации.
Этот сенатор помог Teva включить ее «Копаксон» (препарат от рассеянного склероза) в госпрограмму «7 нозологий» и получить уверения в том, что конкуренты «Копаксона» не будут Минздравом зарегистрированы, а в обмен получили статус дистрибьютора и скидки. Сенатором с 2003 по 2013 год был Шпигель. В 2012-м SEC начала аналогичное расследование по Eli Lilly.
Однако в 2010-х российский фармрынок стал меняться. На нем появились реальные производители — Харитонин, Репик, Винокуров, технократы с могучей административной поддержкой, которые модернизировали производство и запускали импортозамещающие препараты.
В протекции Шпигеля они не нуждались. Ровно наоборот: под их напором был взят курс на импортозамещение, государство запретило покупать у иностранцев лекарства, если на конкурс представлены два отечественных аналога. О том, что эти аналоги могут быть плохо сделаны, плохо очищены, или о том, что та партия, которая была представлена на соискание лицензии, подверглась куда более тщательной очистке, чем те, которые введут пациентам, государство предпочитало не вспоминать и слишком строго с производителей не спрашивать.
Появились в России и настоящие дистрибьюторы — то есть те, кто занят чисто логистическим бизнесом по доставке товара максимально комфортным способом по максимально низкой цене. «Дистрибьютор» в этой новой системе означало «дистрибьютор», а не «человек, который всех знает в правительстве».
Это стало суперконкурентным бизнесом. «Маржа дистрибьютора сейчас 3%, — говорит мне один из участников рынка, — люди за копейку удавятся». Надобность в «эксклюзивных контрактах» отпала. «Зачем нам эксклюзивный контракт с дистрибьютором? — Объяснял мне один из производителей. — Пусть все соревнуются. С моей точки зрения, каждый раз, когда есть эксклюзивный контракт, — это плохо пахнет и вызывает вопросы».
Шпигель на этом фоне смотрелся бледно.
Правящая верхушка по-прежнему консультировалась с ним по вопросам фармацевтики (он, в частности, выступал лоббистом по вопросу о маркировке лекарств, которая чуть не привела к коллапсу фармрынок), но в 2019-м среди дистрибьюторов «Биотек» занимал 12 (!) место с жалкими 2,2%.
А производство и вовсе никогда не было его сильной стороной. Да и зачем? Вот, представьте, вы обеспечиваете кому-нибудь победу в тендере на лекарства от диабета, а в обмен те переводят деньги на счет вашей кипрской фирмы. На фиг вам какое-то производство?
Словом, Шпигель на фоне новой поросли был ископаемым динозавром. Он создал в России спрос на современные лекарственные препараты, но теперь этот спрос удовлетворяли другие и по-другому.
Шпигелю оставалась разве что его огромная библиотека, да коллекция, да разные мелочи вроде Пензенской области, где его позиции были традиционно сильны. («Все на рынке знали: Пенза — это Шпигель, Шпигель — это Пенза», — сказал мне другой собеседник.)
Но тут случился ковид, и за ним — кратковременный взрыв безумных государственных монополий. Помните, как в прошлом году в России было запрещено делать ковидные тесты, принимали во внимание только те, которые сделает государственный новосибирский «Вектор», он же массово эти тесты просто делать не мог. Появились предложения и о введении монополии на маски.
Разумеется, попытка ввести госмонополию на тесты и маски не могла оказаться успешной. Она была обречена, и первыми, кто ее разрушил, были медицинские лоббисты.
Ковид и Шпигель были словно созданы друг для друга. Шпигель снова взорлил. Московские власти плюнули на монополию, закупив сотни тысяч нидерландских тестов. Потом оказалось, что тесты не нидерландские, а китайские, что их надежность ничтожна, что по всей Европе от них отказываются и что отпускная их цена в Китае — около 400 руб, а российский дистрибьютор «Биотек» продает эти тесты за 2 тыс. Потом были другие медицинские поставки и дистрибуция российских фуфломицинов; оборот компании вырос на 102%. 89% из оборота составляли госзаказы.
А потом, когда прошел год, те самые государственники, которые не смогли (на наше счастье) удержать монополию над масками, противочумными костюмами и тестами, стали ходить в Кремль и говорить: «давайте разберемся с «масочниками». Вон они как нажились за бюджетные деньги на людском горе».
Шпигеля приняли в ночь на 21 марта прямо в аэропорту: он прилетел из Израиля. Потом арестовали его жену. Потом — его директора Антона Колоскова. Потом водителя (!) представительства Пензенской области Геннадия Маркова. Даже при одном взгляде на опухшего, невероятно толстого Шпигеля видно, что он — человек очень больной. Дважды переносил клиническую смерть.
В кабинете следователя Шпигель потерял сознания, выносили его на носилках. Шпигель был настроен очень пессимистично, так и заявил членам ОНК: «Я не жилец».
Эти сокрушительные аресты, очевидно, для того, чтобы во всем признался. Производства у Шпигеля нет, чтобы его отнять. Дистрибуцию поделить нельзя — логистика такая штука, что уходит между пальцев. Можно только отобрать сферы влияния да раздеть как липку: кеша у Шпигеля много.
…Помните анекдот про ненастоящие елочные игрушки, которые завезли в магазин? «Выглядят как настоящие, а радости никакой». Вот так же выглядит ненастоящая борьба с коррупцией.
Я полагаю, что Шпигеля арестовали потому, что госструктуры и их кураторы, которые не смогли удержать безумной монополии на ковид, не простили частным операторам, что те прорвали плотину, и теперь прибежали в СК и МВД с бумажками о том, как те продавали дерьмовые китайские тесты по пятикратной цене и «авифавир»-«арепливир» по завышенным ценам.
Вот, говорят народу, кто, оказывается, виноват в эпидемии! Шпигель.
Вас это радует? Меня — нет.
И вот таки да: деньги были огромные. Но загонял их не Запад, а хозяин «Биотека» Борис Шпигель, если верить следствию. И не на дестабилизацию ситуации в селе Чемодановка, а самому губеру.
Губернатора, избранного аж 78% голосов, взяли, и что характерно — никто из якобы голосовавших за Белозерцева на улицу не вышел, потому что есть такая особенность у нарисованных избирателей.
Нарисованные избиратели на улицу не выходят.
Дело, впрочем, не в Белозерцеве, а в Борисе Шпигеле, потому что это величины несравнимые. Белозерцев — рядовой представитель «расстрельной» ныне профессии (тут вот Дмитрий Гудков остроумно посчитал, что вероятность посадки губернатора — 8,8%),
а Шпигель, это… ну Березовский от фармацевтики.
По повадкам, по масштабу — это последний ископаемый динозавр 90-х, замечательно, впрочем, встроившийся в систему, решала с огромными связями и еще большими понтами, коллекционер, владелец огромной библиотеки и тапочек, на одной из которых написано «всегда», а на другой «прав», человек, который после своей громкой битвы с «Тева» якобы мог похвастаться: «А вот кому решить дело в Верховном суде?»
В начале 2000-х Шпигель гремел. Когда российский фармрынок был еще в сравнительно диком состоянии, не было, пожалуй, фармкомпании влиятельней, чем «Биотек». Заводы его — советское барахло, но ноу-хау Шпигеля была дистрибуция, а точнее — посредничество. Именно при его неоценимом посредничестве выходили на рынок зарубежные препараты. А если не посредничал — могли и не выйти. Думаю, если б не Шпигель, то в России многих госзакупок лекарств не было б.
Помните спецэкспортеров в 1990-х? Тогда бизнесмены вывозили за советские рубли алюминий и медь, продавали на Западе по тысячекратной цене и на эти проценты жили. А вывозить они имели право потому, что им специальной бумажкой дали статус «спецэскпортер». Шпигель выполнял ту же роль, только в импорте лекарств. Он был, если угодно, «специмпортер». Если западный фармгигант хотел выйти на российский рынок, ему было проще всего прибегнуть к помощи Шпигеля.
Подробности этого сотрудничества стали предметом расследования SEC(американской Комиссии по ценным бумагам). В 2016 году SEC влепила Teva $520 млн штрафа за коррупцию. В числе прочего они описывали взаимодействие Teva c неким неназванным высокопоставленным россиянином, который с 2003 по март 2013 года был сенатором и зампредом комитета Совета Федерации.
Этот сенатор помог Teva включить ее «Копаксон» (препарат от рассеянного склероза) в госпрограмму «7 нозологий» и получить уверения в том, что конкуренты «Копаксона» не будут Минздравом зарегистрированы, а в обмен получили статус дистрибьютора и скидки. Сенатором с 2003 по 2013 год был Шпигель. В 2012-м SEC начала аналогичное расследование по Eli Lilly.
Однако в 2010-х российский фармрынок стал меняться. На нем появились реальные производители — Харитонин, Репик, Винокуров, технократы с могучей административной поддержкой, которые модернизировали производство и запускали импортозамещающие препараты.
В протекции Шпигеля они не нуждались. Ровно наоборот: под их напором был взят курс на импортозамещение, государство запретило покупать у иностранцев лекарства, если на конкурс представлены два отечественных аналога. О том, что эти аналоги могут быть плохо сделаны, плохо очищены, или о том, что та партия, которая была представлена на соискание лицензии, подверглась куда более тщательной очистке, чем те, которые введут пациентам, государство предпочитало не вспоминать и слишком строго с производителей не спрашивать.
Появились в России и настоящие дистрибьюторы — то есть те, кто занят чисто логистическим бизнесом по доставке товара максимально комфортным способом по максимально низкой цене. «Дистрибьютор» в этой новой системе означало «дистрибьютор», а не «человек, который всех знает в правительстве».
Это стало суперконкурентным бизнесом. «Маржа дистрибьютора сейчас 3%, — говорит мне один из участников рынка, — люди за копейку удавятся». Надобность в «эксклюзивных контрактах» отпала. «Зачем нам эксклюзивный контракт с дистрибьютором? — Объяснял мне один из производителей. — Пусть все соревнуются. С моей точки зрения, каждый раз, когда есть эксклюзивный контракт, — это плохо пахнет и вызывает вопросы».
Шпигель на этом фоне смотрелся бледно.
Правящая верхушка по-прежнему консультировалась с ним по вопросам фармацевтики (он, в частности, выступал лоббистом по вопросу о маркировке лекарств, которая чуть не привела к коллапсу фармрынок), но в 2019-м среди дистрибьюторов «Биотек» занимал 12 (!) место с жалкими 2,2%.
А производство и вовсе никогда не было его сильной стороной. Да и зачем? Вот, представьте, вы обеспечиваете кому-нибудь победу в тендере на лекарства от диабета, а в обмен те переводят деньги на счет вашей кипрской фирмы. На фиг вам какое-то производство?
Словом, Шпигель на фоне новой поросли был ископаемым динозавром. Он создал в России спрос на современные лекарственные препараты, но теперь этот спрос удовлетворяли другие и по-другому.
Шпигелю оставалась разве что его огромная библиотека, да коллекция, да разные мелочи вроде Пензенской области, где его позиции были традиционно сильны. («Все на рынке знали: Пенза — это Шпигель, Шпигель — это Пенза», — сказал мне другой собеседник.)
Но тут случился ковид, и за ним — кратковременный взрыв безумных государственных монополий. Помните, как в прошлом году в России было запрещено делать ковидные тесты, принимали во внимание только те, которые сделает государственный новосибирский «Вектор», он же массово эти тесты просто делать не мог. Появились предложения и о введении монополии на маски.
Разумеется, попытка ввести госмонополию на тесты и маски не могла оказаться успешной. Она была обречена, и первыми, кто ее разрушил, были медицинские лоббисты.
Ковид и Шпигель были словно созданы друг для друга. Шпигель снова взорлил. Московские власти плюнули на монополию, закупив сотни тысяч нидерландских тестов. Потом оказалось, что тесты не нидерландские, а китайские, что их надежность ничтожна, что по всей Европе от них отказываются и что отпускная их цена в Китае — около 400 руб, а российский дистрибьютор «Биотек» продает эти тесты за 2 тыс. Потом были другие медицинские поставки и дистрибуция российских фуфломицинов; оборот компании вырос на 102%. 89% из оборота составляли госзаказы.
А потом, когда прошел год, те самые государственники, которые не смогли (на наше счастье) удержать монополию над масками, противочумными костюмами и тестами, стали ходить в Кремль и говорить: «давайте разберемся с «масочниками». Вон они как нажились за бюджетные деньги на людском горе».
Шпигеля приняли в ночь на 21 марта прямо в аэропорту: он прилетел из Израиля. Потом арестовали его жену. Потом — его директора Антона Колоскова. Потом водителя (!) представительства Пензенской области Геннадия Маркова. Даже при одном взгляде на опухшего, невероятно толстого Шпигеля видно, что он — человек очень больной. Дважды переносил клиническую смерть.
В кабинете следователя Шпигель потерял сознания, выносили его на носилках. Шпигель был настроен очень пессимистично, так и заявил членам ОНК: «Я не жилец».
Эти сокрушительные аресты, очевидно, для того, чтобы во всем признался. Производства у Шпигеля нет, чтобы его отнять. Дистрибуцию поделить нельзя — логистика такая штука, что уходит между пальцев. Можно только отобрать сферы влияния да раздеть как липку: кеша у Шпигеля много.
…Помните анекдот про ненастоящие елочные игрушки, которые завезли в магазин? «Выглядят как настоящие, а радости никакой». Вот так же выглядит ненастоящая борьба с коррупцией.
Я полагаю, что Шпигеля арестовали потому, что госструктуры и их кураторы, которые не смогли удержать безумной монополии на ковид, не простили частным операторам, что те прорвали плотину, и теперь прибежали в СК и МВД с бумажками о том, как те продавали дерьмовые китайские тесты по пятикратной цене и «авифавир»-«арепливир» по завышенным ценам.
Вот, говорят народу, кто, оказывается, виноват в эпидемии! Шпигель.
Вас это радует? Меня — нет.
