Эта сказка без обработки . Те сказки что печатали для детей в СССР все переиначены. Вот две настоящие русские сказки
Русские заветные сказки (Афанасьев)/
Посев хуёв
Жили-были два мужика, вспахали себе землю и поехали сеять рожь. Идёт мимо старец, подходит к одному мужику и говорит:
— Здравствуй, мужичок!
— Здравствуй, старичок!
— Что ты сеешь?
— Рожь, дедушка.
— Ну, помоги тебе Бог, зародись твоя рожь высока и зерном полна!
Подходит старец к другому мужику:
— Здравствуй, мужичок. Что ты сеешь?
— На что тебе надо знать? Я сею хуи!
— Ну и зародись тебе хуи!
Старец ушёл, а мужики посеяли рожь, заборонили и уехали домой.
Как стала весна, да пошли дожди — у первого мужика взошла рожь и густая, и большая, а у другого мужика взошли всё хуи красноголовые, так-таки всю десятину и заняли: и ногой ступить негде, всё хуи! Приехали мужики посмотреть, каково их рожь взошла; у одного дух не нарадуется, глядя на свою полосу, а у другого так сердце и замирает:
— Что, — думает, — буду я теперича делать с эдакими чертями?
Дождались мужики — вот и жнитво пришло, выехали в поле: один начал рожь жать, а другой смотрит — у него на полосе поросли хуи аршина в полтора. Стоят себе красноголовые, словно мак цветёт. Вот мужик поглазел, поглазел, покачал головой и поехал назад домой; а приехавши, собрал ножи, наточил повострее, взял с собой ниток и бумаги, и опять воротился на свою десятину, и начал хуи срезывать. Срежет пару, обвернёт в бумагу, завяжет хорошенько ниткою и положит в телегу. Посрезывал всё и повёз в город продавать.
— Дай-ка, — думает, — повезу, не продам ли какой дуре хошь одну парочку!
Везёт по улице и кричит во всё горло:
— Не надо ли кому хуёв, хуёв, хуёв! У меня славные продажные хуи, хуи, хуи!
Услыхала одна барыня, посылает горничную девушку:
— Поди, поскорее спроси, что продаёт этот мужик?
Девка выбежала:
— Послушай, мужичок! Что ты продаёшь?
— Хуи, сударыня!
Приходит она назад в горницу и стыдится барыне сказать:
— Сказывай же, дура! — говорит барыня, — не стыдись! Ну, что он продаёт?
— Да вот что, сударыня, он, подлец, хуи продаёт!
— Эка дура! Беги скорей, догони да поторгуй, что он с меня за пару возьмёт?
Девка воротила мужика и спрашивает:
— Что парочка стоит?
— Да без торгу сто рублей.
Как только сказала девка про то барыне, она сейчас же вынула сто рублей.
— На, — говорит, — поди, да смотри, выбери, какие получше, подлиннее да потолще.
Приносит девка мужику деньги и упрашивает:
— Только, пожалуйста, мужичок, дай каких получше.
— Они у меня все хороши уродились!
Взяла горничная пару добрых хуёв, приносит и подаёт барыне; та посмотрела и показались ей оченно. Суёт себе куда надыть, а они не лезут.
— Что же тебе мужик сказал, — спрашивает она у девушки, — как командовать ими, чтобы действовали?
— Ничего не сказал, сударыня.
— Эка ты дура! Поди сейчас спроси.
Побежала опять к мужику:
— Послушай, мужичок, скажи, как твоим товаром командовать, чтоб мог действовать?
А мужик говорит:
— Коли дашь ещё сто рублей, так скажу!
Горничная скорее к барыне:
— Так и так, даром не сказывает, сударыня, а просит ещё сто рублей.
— Такую штуку и за двести рублей купить — не дорого!
Взял мужик новую сотню и говорит:
— Коли барыня захочет, пускай только скажет: «Но-но!»
Барыня сейчас легла на кровать, заворотила свой подол и командует: «Но-но!» Как пристали к ней оба хуя, да как зачали её нажаривать, барыня уж и сама не рада, а вытащить их не может. Как от беды избавиться? Посылает она горничную:
— Поди, догоняй этого сукина сына, да спроси у него, что надо сказать, чтоб они отстали!
Бросилась девка со всех ног:
— Скажи, мужичок! Что нужно сказать, чтобы хуи от барыни отстали? А то они барыню совсем замучили!
А мужик:
— Коли даст ещё сто рублей, так скажу!
Прибегает девка домой, а барыня еле жива на кровати лежит.
— Возьми, — говорит, — в комоде последние сто рублей, да неси подлецу поскорей! А то смерть моя приходит!
Взял мужик и третью сотню и говорит:
— Пускай скажет только: «Тпрру» — и они сейчас отстанут.
Прибежала горничная и видит — барыня уж совсем без памяти и язык высунула, — вот она сама крикнула на них:
— Тпрру!
Оба *нецензурная брань* сейчас выскочили. Полегчало барыне; встала она с кровати, взяла и припрятала хуи, и стала жить в своё удовольствие. Как только захочется, сейчас достанет их, скомандует, и хуи станут её отрабатывать, пока не закричит барыня:
— Тпрру![1]
В одно время случилось барыне поехать в гости в иную деревню, и позабыла она взять эти хуи с собой. Побыла в гостях до вечера и стало ей скучно: собирается домой. Тут зачали её упрашивать, чтоб осталась переночевать.
— Никак невозможно, — говорит барыня, — я позабыла дома одну секретную штуку, без которой мне не заснуть!
— Да коли хотите, — отвечают ей хозяева, — мы пошлём за нею хорошего, надёжного человека, чтоб привёз её в целости.
Барыня согласилась. Сейчас нарядили лакея, чтоб оседлал доброго коня, ехал в барынин дом и привёз такую-то вещь.
— Спроси, — сказывает барыня, — у моей горничной, уж она знает, где эта штука спрятана.
Вот лакей приехал, горничная вынесла ему два хуя, оба завёрнуты в бумагу, и отдала. Лакей положил их в задний карман, сел верхом и поехал назад. Пришлось ему по дороге выезжать на гору, а лошадь была ленивая, и только что он начал понукать её: «Но-но» — как они вдруг выскочили оба и ну его зажаривать в жопу, холуй ажно испугался!
— Что за чудо такое?! Откуда они, проклятые, взялись?
Пришло холую хоть до слёз, не знает, как и быть! Да стала лошадь с горы спускаться прытко, так он закричал на неё:
— Тпру! — хуи сейчас из жопы и повыскакивали вон.
Вот он подобрал их, завернул в бумагу, привёз и подаёт барыне.
— Что, благополучно? — спрашивает барыня.
— Да ну их к чёрту, — говорит холуй, — коли б на дороге да не гора, они заебли б меня до двора![2]
Запретные сказки Российской империи
«Заветная сказка» о зубастом лоне и щучьей голове
из сборника Афанасьева
Щучья голова
Жили-были мужик да баба, и была у них дочь, девка молодая. Пошла она бороновать огород; бороновала, бороновала, только и позвали ее в избу блины есть. Она пошла, а лошадь совсем с бороною оставила в огороде:
— Пущай постоит, пока ворочусь.
Только у ихнего соседа был сын — парень глупой. Давно хотелось ему поддеть эту девку, а как, не придумает. Увидал он лошадь с бороною, перелез через изгороду, выпряг коня и завел его в свой огород. Борону хоть и оставил
на старом месте, да оглобли-то просунул сквозь изгороду к себе и запряг опять лошадь-то. Девка пришла и далась диву:
— Что бы это такое — борона на одной стороне забора, а лошадь на другой?
И давай бить кнутом свою клячу да приговаривать:
— Какой черт тебя занес! Умела втесаться, умей и вылезать: ну, ну, выноси!
А парень стоит, смотрит да посмеивается.
— Хочешь, — говорит, — помогу, только ты дай мне…
Девка-то была воровата:
— Пожалуй, — говорит, а у нее на примете была старая щучья голова,
на огороде валялась, разинувши пасть. Она подняла ту голову, засунула в рукав
и говорит:
— Я к тебе не полезу, да и ты сюда-то не лазь, чтоб не увидал кто, а давай-ка лучше сквозь этот тынок. Скорей просовывай кляп, а я уж тебе наставлю.
Парень вздрочил кляп и просунул его сквозь тын, а девка взяла щучью голову, раззявила ее и посадила на плешь. Он как дернет — и ссадил *** до крови. Ухватился за кляп руками и побежал домой, сел в угол и помалкивает.
— Ах, мать ее так, — думает про себя, — да как больно *****-то у нее кусается! Только бы *** зажил, а то я сроду ни у какой девки просить не стану!
Вот пришла пора: вздумали женить этого парня, сосватали его на соседской девке и женили. Живут они день, и другой, и третий, живут и неделю, другую
и третью. Парень боится и дотронуться до жены. Вот надо ехать к теще, поехали. Дорогой молодая-то и говорит мужу:
— Послушай-ка, милый Данилушка! Что же ты женился, а дела со мной
не имеешь? Коли не сможешь, на что было чужой век заедать даром?
А Данило ей:
— Нет, теперь ты меня не обманешь! У тебя ***** кусается. Мой кляп с тех пор долго болел, насилу зажил.
— Врешь, — говорит она, — это я в то время пошутила над тобою, а теперь
не бойся. На-ка попробуй хоша дорогою, самому полюбится.
Тут его взяла охота, заворотил ей подол и сказал:
— Постой, Варюха, дайка-ся я тебе ноги привяжу, коли станет кусаться, так я смогу выскочить да уйти.
Отвязал он вожжи и скрутил ей голые ляжки. Струмент у него был порядочный, как надавил он Варюху-та, как она закричит благим матом,
а лошадь была молодая, испугалась и начала мыкать (сани то сюда, то туда), вывалила парня, а Варюху так с голыми ляжками и примчала на тещин двор. Теща смотрит в окно, видит: лошадь-то зятева, и подумала, верно, это он говядины к празднику привез; пошла встречать, а то ее дочка.
— Ах, матушка, — кричит, — развяжи-ка поскорей, покедова никто не видал.
Старуха развязала ее, расспросила, что и как.
— А муж-то где?
— Да его лошадь вывалила!
Вот вошли в избу, смотрят в окно — идет Данилка, подошел к мальчишкам, что в бабки играли, остановился и загляделся. Теща послала за ним старшую дочь.
Та приходит:
— Здравствуй, Данила Иванович!
— Здорово.
— Иди в избу, только тебя и недостает!
— А Варвара у вас?
— У нас.
— А кровь у нее унялась?
Та плюнула и ушла от него. Теща послала за ним сноху, эта ему угодила.
— Пойдем, пойдем, Данилушка, уж кровь давно унялась.
Привела его в избу, а теща встречает и говорит:
— Добро пожаловать, любезный зятюшка!
— А Варвара у вас?
— У нас.
— А кровь у нее унялась?
— Давно унялась.
Вот он вытащил свой кляп, показывает теще и говорит:
— Вот, матушка, это шило все в ней было!
— Ну, ну, садись, пора обедать.
Сели и стали пить и есть. Как подали яичницу, дураку и захотелось всю
ее одному съесть, вот он и придумал, да и ловко же вытащил кляп, ударил
по плеши ложкою и сказал:
— Вот это шило все в Варюхе было! — да и начал мешать своею ложкою яичницу.
Тут делать нечего, полезли все из-за стола вон, а он приел яичницу один
и стал благодарствовать теще за хлеб за соль
Форум
