Наконец очнулся старый брюхоносец Проханов.
Ему горько и больно.
Тамбур-мажором, за которым русские пойдут обратно в советскую пещеру он видел только себя.
Но тамбуршток ловко перехватил главный философ «планеты православных обезьян» Дугин.
Дугин-то и возглавил шествие, отбивая церковной погремушкой ритм бредового марша в прошлое.
Проханыч решил не сдаваться и вырвать у Дугина теплое местечко идейного дирижера.
Поэтому, очнувшись, он сразу пошел с козырей и решил открыто обожествить Сталина.
Этого в нью-совке ждали многие.
Все закономерно и все предсказано.
Россия обречена на беатификацию Виссарионовича.
Эта мразь усатая всегда жила в народном мозгу и сердце; она вылеживалась и наливалась новой силой.
Сталин позарез нужен даже не режиму, а народу, ибо Путин хоть и садист, но сравнительно мелкий.
Он тормозит, кокетничает и все еще ищет оправдания своему людоедству.
А народ хочет счастья. Того самого, истинного счастья которое ему дают только настоящие массовые кровавые расправы.
Условные «солженицыны», живо описуя мрак той эпохи, говорили лишь о страдании и горе «меньшинства».
Но все они умолчали об острейшем блаженстве «большинства», наблюдавшего за пытками, посадками и расстрелами.
Ему горько и больно.
Тамбур-мажором, за которым русские пойдут обратно в советскую пещеру он видел только себя.
Но тамбуршток ловко перехватил главный философ «планеты православных обезьян» Дугин.
Дугин-то и возглавил шествие, отбивая церковной погремушкой ритм бредового марша в прошлое.
Проханыч решил не сдаваться и вырвать у Дугина теплое местечко идейного дирижера.
Поэтому, очнувшись, он сразу пошел с козырей и решил открыто обожествить Сталина.
Этого в нью-совке ждали многие.
Все закономерно и все предсказано.
Россия обречена на беатификацию Виссарионовича.
Эта мразь усатая всегда жила в народном мозгу и сердце; она вылеживалась и наливалась новой силой.
Сталин позарез нужен даже не режиму, а народу, ибо Путин хоть и садист, но сравнительно мелкий.
Он тормозит, кокетничает и все еще ищет оправдания своему людоедству.
А народ хочет счастья. Того самого, истинного счастья которое ему дают только настоящие массовые кровавые расправы.
Условные «солженицыны», живо описуя мрак той эпохи, говорили лишь о страдании и горе «меньшинства».
Но все они умолчали об острейшем блаженстве «большинства», наблюдавшего за пытками, посадками и расстрелами.