Однажды в горячую летнюю пору
Я шел по бархану; был зной очень лют.
Гляжу - поднимается медленно в гору
Hагруженный тяжко двугорбый верблюд.
И шествуя важно, как конь на параде,
Верблюда ведет под узцы бедуин -
В больших чувяках, в долгополом халате,
В высоком тюрбане, а сам - с карабин.
"Салям, правоверный!" "Ступай себе мимо!"
"Уж больно ты грозен, как я погляжу!
Откуда верблюд?" "С каравана, вестимо.
Отец, слышишь, грабит, а я отвожу."
Вдали раздавался призыв муэдзина...
"А что, у отца-то богатый гарем?"
"Гарем-то богатый, да только мужчины -
Отец мой да я. Задолбались совсем!"
"А как тебя кличут?" "Али Бен Махмудом."
"А кой тебе годик?" "Аллах разберет!"
"Иди же, шайтан!" - рявкнул он на верблюда,
Рванул за узцы и потопал вперед.
(С) Юрий Hестеренко, 2000г.
Я шел по бархану; был зной очень лют.
Гляжу - поднимается медленно в гору
Hагруженный тяжко двугорбый верблюд.
И шествуя важно, как конь на параде,
Верблюда ведет под узцы бедуин -
В больших чувяках, в долгополом халате,
В высоком тюрбане, а сам - с карабин.
"Салям, правоверный!" "Ступай себе мимо!"
"Уж больно ты грозен, как я погляжу!
Откуда верблюд?" "С каравана, вестимо.
Отец, слышишь, грабит, а я отвожу."
Вдали раздавался призыв муэдзина...
"А что, у отца-то богатый гарем?"
"Гарем-то богатый, да только мужчины -
Отец мой да я. Задолбались совсем!"
"А как тебя кличут?" "Али Бен Махмудом."
"А кой тебе годик?" "Аллах разберет!"
"Иди же, шайтан!" - рявкнул он на верблюда,
Рванул за узцы и потопал вперед.
(С) Юрий Hестеренко, 2000г.