Форум
В среду Владимир Путин совершил довольно необычный для себя поступок: за три года до формального окончания своего президентского срока, без всяких видимых побуждающих обстоятельств (ситуация в стране сложная, но она не хуже и не лучше, чем во все последние месяцы) он одновременно объявил и о беспрецедентной перестройке механизма власти, и об отставке правительства Медведева, которое, казалось бы, уже получило неформальный статус вечного приложения к путинскому президентству. Давайте попытаемся разобраться, что конкретно произошло и почему.
Сначала об анонсированных конституционных изменениях и реформе системы управления страной. Прежде всего, очевидное фиаско потерпели комментаторы, которые предрекали нам «транзит власти», появление некоего влиятельного преемника Путина или экзотические варианты передачи власти типа интеграции с Беларусью (которые вовсе не предполагали безусловного сохранения доминирования Путина, так как Александр Лукашенко очень популярен в России — не исключено, что сильнее чем сам Путин). Правы оказались те (в том числе и автор этих строк), кто говорил — Путин никуда не уходит, нынешний контроль над политическими институтами позволяет пойти на любую перекройку Конституции, и, скорее всего, это и будет сделано ради сохранения фактической власти Путина. Это самый простой и безрисковый для российского лидера путь, по сравнению с вариантами типа назначения преемника или интеграции с Лукашенко. В итоге так и получилось.
У Путина есть все основания не доверять любым кандидатам в преемники. Сейчас не 2008 год, когда он передавал формальные рычаги управления на пике экономического успеха и популярности. Во-первых, Путин лучше других чувствует, что сам российский истеблишмент устал от него, не доверяет ему, осознает его негативную роль как главного сдерживающего фактора на пути движения России вперед и попытается сбросить это наследие при первой же возможности (наше чиновничество, при всей его негативной роли в российском настоящем, тем не менее тоже не подписывалось вечно сидеть в болоте и хотело бы какого-то движения в сторону прогресса). Во-вторых, Россия никак не может выбраться из кризисной парадигмы, и будущее угрожает новыми рисками и потрясениями, спокойного поступательного развития точно никто не ждет — в этой ситуации «отпускать вожжи» и проводить эксперименты с преемниками точно не по-путински, он предпочтет осуществлять ручное управление лично, как он привык. Ну и, в-третьих, нет никаких признаков желания и стремления Путина расстаться с властью — что бы вам ни говорили политологи и комментаторы, все это фантазии и ни на чем не основанные домыслы.
Новая ошибка комментаторов в анализе предложенных Путиным конституционных изменений — попытка через собственные интерпретации придать этим изменениям конкретные контуры. На самом деле ничего определенного там нет: озвученные Путиным конструкции попросту кричат: «Я хочу иметь пространство для маневра и сам буду все решать». Появляется Госсовет (с неясными полномочиями), появляется Госдума с расширенными возможностями влиять на формирование правительства, но какая точно это будет система, из вчерашнего послания Федеральному Собранию ничуть не ясно.
Ясно одно: Путин хочет создать новую систему сдержек и противовесов, чтобы не допустить потери собственного влияния, причем посылает явный сигнал — я буду формировать эту систему сам, и еще подумаю, как именно. А утвердит мне эту систему полностью контролируемое совещание из режиссеров и чемпионок по фигурному катанию — так как я скажу, когда определюсь.
Ключевое отличие предложенной Путиным системы от сегодняшней в том, что эта система ликвидирует дихотомию «президент-премьер». В России многие ошибочно смотрят на премьер-министра как на человека, отвечающего за экономику, «народное хозяйство». Это не так: глава правительства — конституционный пост, это аналог вице-президента, который автоматически принимает на себя президентские полномочия, если с первым лицом что-то случается (например, его забыли на даче в Форосе без связи с внешним миром). Неудивительно, что премьер в такой конструкции является естественным предметом кошмарных снов властолюбивого президента — если кто-то захочет совершить дворцовый переворот, то он прежде всего попытается завербовать на свою сторону именно премьера, а дальше небольшая инфлюэнция у нацлидера — и вот он, новый исполняющий обязанности. Именно поэтому Путин столько лет держал на этом посту абсолютно профнепригодного Медведева: ему было наплевать на профпригодность, главное что в 2008–2012 годах тот прошел такой тест на лояльность, которого не проходил никто из путинского окружения.
Конституционные изменения вместо этой простой дихотомии создают более сложную систему, где появляется больше игроков и больше возможностей для закулисного управления. Вы больше не зависите от конкретной кандидатуры премьера. Повторюсь: ничего еще не решено, конкретная конфигурация будет обсуждаться, но путинская заявка очевидна: я формирую новую систему баланса сдержек и противовесов, чтобы остаться у власти, определять эту систему буду я и контролировать — тоже я. Это мы теперь знаем точно. Все остальные детали пока неизвестны, и обсуждать их бессмысленно, время покажет.
Следующий вопрос: почему именно сейчас? Понятно, что принятие поправок в Конституцию требует времени, но все же до конца путинского срока еще три года, а он привык держать все секреты за семью печатями до последнего. В его скрытности есть своя логика: когда вы слишком рано обозначаете свое решение, таким образом вы обнажаете его для критики, а люди от конкретных конфигураций быстро устают. Когда же вы вываливаете новую конструкцию за три месяца до выборов (как с Путиным-2000, Медведевым-2008 или возвращением Путина-2011), соперники застигнуты врасплох, а привластные политтехнологи, наоборот, имеют все шансы воспользоваться временным преимуществом и быстро «докрутить» ситуацию до нужного результата, пока избиратели еще верят и схема не «протухла».
Некий ответ на этот вопрос может подсказать внезапная смена премьера (о которой, как подтверждают многие источники в исполнительной власти, не подозревали даже сами члены правительства). Сейчас никакого смысла менять Медведева нет — даже до выборов в Госдуму еще далеко, учитывая короткую память избирателей, эффект от этого решения быстро выветрится и не доживет до думской предвыборной кампании. Какой-то мегавызывающей экономической ситуации тоже нет — она плохая, но не хуже и не лучше, чем была вчера или будет завтра. Смена кабинета имела бы смысл, если бы Путин назначил решительного премьера-реформатора, при котором ситуация начала бы меняться, но таким лицом точно не является новый кандидат на пост главы кабинета Михаил Мишустин (о нем чуть ниже).
В чем же смысл таких решительных действий сразу по нескольким фронтам и так рано? Методом исключения приходим к единственному возможному объяснению — Путин запаниковал, увидев какую-то новую «закрытую» социологию, которая показала, как плохи у него дела. И тут он решил поспешно выдать все имеющиеся у него заготовки — и уволить Медведева, и наобещать новый пакет социальных мер на 450 млрд рублей, и заранее анонсировать конституционные изменения, чтобы, если они не понравятся народу, было время их отменить («неразумные артисты-фигуристы насоветовали не того»). Откровенно говоря, я не вижу другого рационального объяснения фонтану радикальных мер, анонсированных за три года до выборов-2024. От спокойного, расчетливого и выжидательного Путина прошлых лет не осталось и следа; он выкидывает на стол все имеющиеся у него карты разом.
В пользу теории о панических настроениях власти говорит и информационный фон предыдущих недель, созданный кремлевскими политтехнологами по подготовке к думским выборам. Все выглядит несерьезно и как настоящая паника: от решения создать «партию танчиков» (неполитические партии любителей условного «пива» в России никогда не работали) до сливов о создании партий Шнурова и Дудя без согласия самих Шнурова и Дудя. Ждем эмиссаров к Ким Кардашьян с щедрым многомиллионным контрактом на получение российского гражданства, недвижимости в Саранске и предложения возглавить партию на выборах Госдумы-2021. Чего еще можно ждать от запаниковавших кремлевских технологов, которые чувствуют, что страна уплывает у них из рук, но ничего кроме протухших идей из 90-х у них в голове нет?
Как ни парадоксально, еще одно косвенное свидетельство путинской паники — кандидатура нового премьера, Михаила Мишустина. Чем известен этот человек? Да только одним: он в качестве главы налоговой службы железной рукой выжимал оставшиеся скудные соки из умирающей экономики и еще постоянно хвастался бурным ростом налоговой нагрузки на российских предпринимателей и граждан. В особенности возмутительно это выглядело в отношении самозанятых — Мишустин буквально несколько недель назад рапортовал о том, что с них в 2019 году удалось собрать налогов примерно на 3 с небольшим тысячи рублей с человека, как об огромном достижении вверенной ему службы.
Михаил Мишустин работает в правительстве с конца 90-х годов и хорошо известен в этой сфере — никаких навыков по части роста и развития у него нет, это классический «мытарь», который действительно умеет выбивать из налогоплательщиков последнее в виде оброка в пользу государства. Это единственное его сильное профессиональное качество. То, что Путин внес кандидатуру такого человека на пост премьера, дает нам четкий портрет психологического состояния российского лидера — Путин чувствует себя, что называется, «insecure», внутренне предвидит экономические трудности и возможный крах собственной системы и хочет опереться на человека, который обеспечит ему наличность на счетах любой ценой — в том числе ценой дальнейшего удушения российской экономики. На которую, впрочем, Путину плевать, судя по его посланию Федеральному Собранию, ведь он по-прежнему смотрит на решение проблемы низких доходов россиян исключительно через призму фрагментарной «раздачи слонов» отдельным группам населения, темой возврата к полномасштабному экономическому росту и развитию Путин явно не интересуется.
В этом плане назначение Мишустина выглядит как явный бросок под крылышко к фискальной «мамочке», которая защитит Путина в трудную минуту и не даст в обиду. Уж сколько было сломано копий комментаторами по поводу возможной кандидатуры премьера на замену Медведеву — то ли решительный государственник, условный Глазьев-Рогозин, который закроет границы, «вложит деньги в промышленность», и этатистско-чавесистская экономическая модель расцветет при нем, как не цвела нигде в мире. То ли либерал-Кудрин, который заманит инвесторов сладкими речами и реформаторским внешним видом без реального разгосударствления экономики. Это были эмоционально сильные опции, дававшие разным группам в обществе надежду. Какую надежду может внушать назначение на пост главы правительства послушного робота-фискала, прославившегося лишь тем, что выжимал из экономики в казну больше, чем она могла дать? Нет, это назначение не про выборы, рост или будущее, это назначение про личную уверенность Путина, что все не грохнется, несмотря на то, что должно. Назначение Мишустина — событие из области психологии, а не экономики и не политтехнологий.
В любом случае все, что произошло в среду, — скорее хорошие новости. Путин мог бы придумать что-то, что реально законсервировало бы российскую диктатуру на десятилетия, обновило ее имидж, устранило хотя бы самые кричащие противоречия. Вместо этого мы имеем 1984 год — не в оруэлловском смысле, а в смысле генерального секретаря ЦК КПСС Константина Устиновича Черненко, при котором состоялись последние в СССР парламентские выборы, где КПСС получила безальтернативные 99% голосов. Ключевое здесь не «99%» и не «безальтернативные», а «последние». Путин этого явно не понимает. Ну, наверное, и не надо ему — пора уже, историческая эпоха подходит к концу. Новый премьер-фискал ее окончательно добьет. Как говорил Глеб Жеглов в фильме «Место встречи изменить нельзя» — «значится, тому и быть».
Сначала об анонсированных конституционных изменениях и реформе системы управления страной. Прежде всего, очевидное фиаско потерпели комментаторы, которые предрекали нам «транзит власти», появление некоего влиятельного преемника Путина или экзотические варианты передачи власти типа интеграции с Беларусью (которые вовсе не предполагали безусловного сохранения доминирования Путина, так как Александр Лукашенко очень популярен в России — не исключено, что сильнее чем сам Путин). Правы оказались те (в том числе и автор этих строк), кто говорил — Путин никуда не уходит, нынешний контроль над политическими институтами позволяет пойти на любую перекройку Конституции, и, скорее всего, это и будет сделано ради сохранения фактической власти Путина. Это самый простой и безрисковый для российского лидера путь, по сравнению с вариантами типа назначения преемника или интеграции с Лукашенко. В итоге так и получилось.
У Путина есть все основания не доверять любым кандидатам в преемники. Сейчас не 2008 год, когда он передавал формальные рычаги управления на пике экономического успеха и популярности. Во-первых, Путин лучше других чувствует, что сам российский истеблишмент устал от него, не доверяет ему, осознает его негативную роль как главного сдерживающего фактора на пути движения России вперед и попытается сбросить это наследие при первой же возможности (наше чиновничество, при всей его негативной роли в российском настоящем, тем не менее тоже не подписывалось вечно сидеть в болоте и хотело бы какого-то движения в сторону прогресса). Во-вторых, Россия никак не может выбраться из кризисной парадигмы, и будущее угрожает новыми рисками и потрясениями, спокойного поступательного развития точно никто не ждет — в этой ситуации «отпускать вожжи» и проводить эксперименты с преемниками точно не по-путински, он предпочтет осуществлять ручное управление лично, как он привык. Ну и, в-третьих, нет никаких признаков желания и стремления Путина расстаться с властью — что бы вам ни говорили политологи и комментаторы, все это фантазии и ни на чем не основанные домыслы.
Путин лучше других чувствует, что истеблишмент устал от него
Новая ошибка комментаторов в анализе предложенных Путиным конституционных изменений — попытка через собственные интерпретации придать этим изменениям конкретные контуры. На самом деле ничего определенного там нет: озвученные Путиным конструкции попросту кричат: «Я хочу иметь пространство для маневра и сам буду все решать». Появляется Госсовет (с неясными полномочиями), появляется Госдума с расширенными возможностями влиять на формирование правительства, но какая точно это будет система, из вчерашнего послания Федеральному Собранию ничуть не ясно.
Ясно одно: Путин хочет создать новую систему сдержек и противовесов, чтобы не допустить потери собственного влияния, причем посылает явный сигнал — я буду формировать эту систему сам, и еще подумаю, как именно. А утвердит мне эту систему полностью контролируемое совещание из режиссеров и чемпионок по фигурному катанию — так как я скажу, когда определюсь.
Ключевое отличие предложенной Путиным системы от сегодняшней в том, что эта система ликвидирует дихотомию «президент-премьер». В России многие ошибочно смотрят на премьер-министра как на человека, отвечающего за экономику, «народное хозяйство». Это не так: глава правительства — конституционный пост, это аналог вице-президента, который автоматически принимает на себя президентские полномочия, если с первым лицом что-то случается (например, его забыли на даче в Форосе без связи с внешним миром). Неудивительно, что премьер в такой конструкции является естественным предметом кошмарных снов властолюбивого президента — если кто-то захочет совершить дворцовый переворот, то он прежде всего попытается завербовать на свою сторону именно премьера, а дальше небольшая инфлюэнция у нацлидера — и вот он, новый исполняющий обязанности. Именно поэтому Путин столько лет держал на этом посту абсолютно профнепригодного Медведева: ему было наплевать на профпригодность, главное что в 2008–2012 годах тот прошел такой тест на лояльность, которого не проходил никто из путинского окружения.
Новая система ликвидирует дихотомию «президент-премьер»
Конституционные изменения вместо этой простой дихотомии создают более сложную систему, где появляется больше игроков и больше возможностей для закулисного управления. Вы больше не зависите от конкретной кандидатуры премьера. Повторюсь: ничего еще не решено, конкретная конфигурация будет обсуждаться, но путинская заявка очевидна: я формирую новую систему баланса сдержек и противовесов, чтобы остаться у власти, определять эту систему буду я и контролировать — тоже я. Это мы теперь знаем точно. Все остальные детали пока неизвестны, и обсуждать их бессмысленно, время покажет.
Следующий вопрос: почему именно сейчас? Понятно, что принятие поправок в Конституцию требует времени, но все же до конца путинского срока еще три года, а он привык держать все секреты за семью печатями до последнего. В его скрытности есть своя логика: когда вы слишком рано обозначаете свое решение, таким образом вы обнажаете его для критики, а люди от конкретных конфигураций быстро устают. Когда же вы вываливаете новую конструкцию за три месяца до выборов (как с Путиным-2000, Медведевым-2008 или возвращением Путина-2011), соперники застигнуты врасплох, а привластные политтехнологи, наоборот, имеют все шансы воспользоваться временным преимуществом и быстро «докрутить» ситуацию до нужного результата, пока избиратели еще верят и схема не «протухла».
Некий ответ на этот вопрос может подсказать внезапная смена премьера (о которой, как подтверждают многие источники в исполнительной власти, не подозревали даже сами члены правительства). Сейчас никакого смысла менять Медведева нет — даже до выборов в Госдуму еще далеко, учитывая короткую память избирателей, эффект от этого решения быстро выветрится и не доживет до думской предвыборной кампании. Какой-то мегавызывающей экономической ситуации тоже нет — она плохая, но не хуже и не лучше, чем была вчера или будет завтра. Смена кабинета имела бы смысл, если бы Путин назначил решительного премьера-реформатора, при котором ситуация начала бы меняться, но таким лицом точно не является новый кандидат на пост главы кабинета Михаил Мишустин (о нем чуть ниже).
В чем же смысл таких решительных действий сразу по нескольким фронтам и так рано? Методом исключения приходим к единственному возможному объяснению — Путин запаниковал, увидев какую-то новую «закрытую» социологию, которая показала, как плохи у него дела. И тут он решил поспешно выдать все имеющиеся у него заготовки — и уволить Медведева, и наобещать новый пакет социальных мер на 450 млрд рублей, и заранее анонсировать конституционные изменения, чтобы, если они не понравятся народу, было время их отменить («неразумные артисты-фигуристы насоветовали не того»). Откровенно говоря, я не вижу другого рационального объяснения фонтану радикальных мер, анонсированных за три года до выборов-2024. От спокойного, расчетливого и выжидательного Путина прошлых лет не осталось и следа; он выкидывает на стол все имеющиеся у него карты разом.
От спокойного, расчетливого Путина не осталось и следа, он выкидывает на стол все карты разом
В пользу теории о панических настроениях власти говорит и информационный фон предыдущих недель, созданный кремлевскими политтехнологами по подготовке к думским выборам. Все выглядит несерьезно и как настоящая паника: от решения создать «партию танчиков» (неполитические партии любителей условного «пива» в России никогда не работали) до сливов о создании партий Шнурова и Дудя без согласия самих Шнурова и Дудя. Ждем эмиссаров к Ким Кардашьян с щедрым многомиллионным контрактом на получение российского гражданства, недвижимости в Саранске и предложения возглавить партию на выборах Госдумы-2021. Чего еще можно ждать от запаниковавших кремлевских технологов, которые чувствуют, что страна уплывает у них из рук, но ничего кроме протухших идей из 90-х у них в голове нет?
Как ни парадоксально, еще одно косвенное свидетельство путинской паники — кандидатура нового премьера, Михаила Мишустина. Чем известен этот человек? Да только одним: он в качестве главы налоговой службы железной рукой выжимал оставшиеся скудные соки из умирающей экономики и еще постоянно хвастался бурным ростом налоговой нагрузки на российских предпринимателей и граждан. В особенности возмутительно это выглядело в отношении самозанятых — Мишустин буквально несколько недель назад рапортовал о том, что с них в 2019 году удалось собрать налогов примерно на 3 с небольшим тысячи рублей с человека, как об огромном достижении вверенной ему службы.
Михаил Мишустин работает в правительстве с конца 90-х годов и хорошо известен в этой сфере — никаких навыков по части роста и развития у него нет, это классический «мытарь», который действительно умеет выбивать из налогоплательщиков последнее в виде оброка в пользу государства. Это единственное его сильное профессиональное качество. То, что Путин внес кандидатуру такого человека на пост премьера, дает нам четкий портрет психологического состояния российского лидера — Путин чувствует себя, что называется, «insecure», внутренне предвидит экономические трудности и возможный крах собственной системы и хочет опереться на человека, который обеспечит ему наличность на счетах любой ценой — в том числе ценой дальнейшего удушения российской экономики. На которую, впрочем, Путину плевать, судя по его посланию Федеральному Собранию, ведь он по-прежнему смотрит на решение проблемы низких доходов россиян исключительно через призму фрагментарной «раздачи слонов» отдельным группам населения, темой возврата к полномасштабному экономическому росту и развитию Путин явно не интересуется.
Путин хочет опереться на человека, который обеспечит ему наличность на счетах любой ценой
В этом плане назначение Мишустина выглядит как явный бросок под крылышко к фискальной «мамочке», которая защитит Путина в трудную минуту и не даст в обиду. Уж сколько было сломано копий комментаторами по поводу возможной кандидатуры премьера на замену Медведеву — то ли решительный государственник, условный Глазьев-Рогозин, который закроет границы, «вложит деньги в промышленность», и этатистско-чавесистская экономическая модель расцветет при нем, как не цвела нигде в мире. То ли либерал-Кудрин, который заманит инвесторов сладкими речами и реформаторским внешним видом без реального разгосударствления экономики. Это были эмоционально сильные опции, дававшие разным группам в обществе надежду. Какую надежду может внушать назначение на пост главы правительства послушного робота-фискала, прославившегося лишь тем, что выжимал из экономики в казну больше, чем она могла дать? Нет, это назначение не про выборы, рост или будущее, это назначение про личную уверенность Путина, что все не грохнется, несмотря на то, что должно. Назначение Мишустина — событие из области психологии, а не экономики и не политтехнологий.
В любом случае все, что произошло в среду, — скорее хорошие новости. Путин мог бы придумать что-то, что реально законсервировало бы российскую диктатуру на десятилетия, обновило ее имидж, устранило хотя бы самые кричащие противоречия. Вместо этого мы имеем 1984 год — не в оруэлловском смысле, а в смысле генерального секретаря ЦК КПСС Константина Устиновича Черненко, при котором состоялись последние в СССР парламентские выборы, где КПСС получила безальтернативные 99% голосов. Ключевое здесь не «99%» и не «безальтернативные», а «последние». Путин этого явно не понимает. Ну, наверное, и не надо ему — пора уже, историческая эпоха подходит к концу. Новый премьер-фискал ее окончательно добьет. Как говорил Глеб Жеглов в фильме «Место встречи изменить нельзя» — «значится, тому и быть».
