Форум
Город стонет. Когда две недели назад выпал снег, никто его не убирал, люди переваливали через сугробы. Неделю назад температура скакнула выше нуля, и сугробы превратились в ледяные горки. А снежные шапки на крышах – в тяжелые ледяные снаряды. На «Фонтанке» говорят, шесть человек умерли от того, что им в голову прилетело. Самому младшему десять, самой старшей шестьдесят. Тут как-то даже не до шуток. Травмпункты переполнены – люди падают, ломают руки и ноги. Нужно учесть еще и то, что поскальзываются и падают люди скорее пожилые, а что такое сломанная шейка бедра для пожилого человека – не мне вам рассказывать. Это с высокой степенью вероятности смерть, только отложенная.
Я пока еще так, сравнительно пожилой, ну упал пару раз – неприятно, но не смертельно. Однако же сильно неприятно. Из дома не выйти. Каждый поход в магазин становится тяжелым, опасным предприятием. Мой тренер мне говорит, что нужно делать как минимум десять тысяч шагов в день. А как тут их сделаешь? Я вообще-то люблю гулять, выйти из двора и пойти по Союза Печатников в сторону Козьего болота, свернуть к каналу Грибоедова, выйти на Фонтанку, попялиться на Ново-Калинкин мост… Для человека, занятого сидячим, письменным трудом, утренняя прогулка такая же необходимая вещь, как для спортсмена – утренняя зарядка: на прогулке начинает работать мысль, складываются в предложения слова, запускается воображение…
Впрочем, я понимаю, что мои проблемы – так себе по сравнению с проблемами других людей. Родители с маленькими детьми – им надо гулять с коляской по несколько часов в день. Автомобилисты, которые каждую минуту ждут, что им долбанет по капоту с неба. Доставщики и курьеры, у которых рабочий день – весь на улице. И так далее. Ведь только больших начальников и крупных бизнесменов доставляют до тепленьких офисов на бронированных «майбахах». Для всех остальных улицы города – это среда обитания.
И вот город превращается в минное поле, на котором каждый шаг может привести к увечью.
В общем, надеюсь, вы поняли, почему теперь в Петербурге каждый разговор начинается и заканчивается проклятиями в адрес губернатора.
Вы скажете, что это везде так. В Москве вон тоже, особенно пару лет назад, нельзя было и двумя фразами перекинуться без того чтобы обложить Собянина. В Питере, скажу честно, слушали эти разговоры с недоумением. Собянина ругали за то, что он делал – ну там, я не знаю, плитку, что ли, перекладывал или город как-то особенно аляповато вроде бы украшал. Ну по мнению культурных москвичей. Но обратите внимание: Собянина ругали за то, что он, Собянин, делал. Но это значит, что он что-то делал! Беглов же в Петербурге известен тем, что не делает ровным счетом ничего. Почувствуйте разницу.
То ли толстовское непротивление злу насилием, то ли буддийское недеяние – святой человек, одним словом. Но ведь и ребенку понятно, что святому человеку место в монастыре, а административную работу лучше оставить грешнику – пусть хоть плитку перекладывает.
Москвичи, отдайте нам Собянина!
Впрочем, москвичи хитрые, отдадут они, как же, держи карман шире.
А с другой стороны, клянешь, клянешь Беглова, но ведь страшновато. Опыт показывает, что когда плохого губернатора куда-то убирают, появляется новый, и обязательно хуже, чем старый.
Уж как не любили Матвиенко! А теперь хоть в ноги кидайся: матушка, вернись.
После Матвиенко был Полтавченко. Говорят, раз в месяц на две недели уезжал на Афон молиться. Злые языки говорят, что это был такой эвфемизм – примерно как когда простые мужики говорят женам, что пошли в гараж машиной заниматься.
Полтавченко были недовольны, но если б знать, что после него будет Беглов, то держались бы за него, как за якорь.
Вот и теперь – ну не будет Беглова, стало быть, будет еще хуже? Куда уже?
Ходят слухи, что до августейшего уха уже дошел коллективный стон родного города и новый губернатор все-таки будет. Беглова, по слухам, ждет уже место в Москве, в Совете Федерации (Федерального Собрания Российской Федерации – всегда пробирает на хи-хи, когда идешь по Дмитровке).
И тут невольно думаешь: за какие же такие заслуги такое тепленькое местечко? Может, стоило бы устроить показательную порку, чтобы другим, которые на смену придут, как-то веселее работалось?
И как-то сама собой приходит мысль: вот раньше бы, раньше – партбилет на стол и волчий билет, работай до конца жизни дворником, переезжай из ведомственной квартиры в комнату в коммуналке, пенсию тебе пересчитают, дачу отберут… Но ведь это только при кровавом Сталине было, мы же не хотим, как при кровавом Сталине…
Но это пока сидишь дома и греешься у масляного обогревателя.
А выйдешь на улицу, грохнешься со всего своего роста в черную жижу, если выше нуля, или об ледяные торосы, если ниже нуля, и восклицаешь про себя – хотим, хотим, хотим!
Впрочем, потом отойдешь, почистишь пальто, помажешь ушиб троксевазином, и отпускает. Отходчивые мы. Может быть, зря.
Я пока еще так, сравнительно пожилой, ну упал пару раз – неприятно, но не смертельно. Однако же сильно неприятно. Из дома не выйти. Каждый поход в магазин становится тяжелым, опасным предприятием. Мой тренер мне говорит, что нужно делать как минимум десять тысяч шагов в день. А как тут их сделаешь? Я вообще-то люблю гулять, выйти из двора и пойти по Союза Печатников в сторону Козьего болота, свернуть к каналу Грибоедова, выйти на Фонтанку, попялиться на Ново-Калинкин мост… Для человека, занятого сидячим, письменным трудом, утренняя прогулка такая же необходимая вещь, как для спортсмена – утренняя зарядка: на прогулке начинает работать мысль, складываются в предложения слова, запускается воображение…
Впрочем, я понимаю, что мои проблемы – так себе по сравнению с проблемами других людей. Родители с маленькими детьми – им надо гулять с коляской по несколько часов в день. Автомобилисты, которые каждую минуту ждут, что им долбанет по капоту с неба. Доставщики и курьеры, у которых рабочий день – весь на улице. И так далее. Ведь только больших начальников и крупных бизнесменов доставляют до тепленьких офисов на бронированных «майбахах». Для всех остальных улицы города – это среда обитания.
И вот город превращается в минное поле, на котором каждый шаг может привести к увечью.
В общем, надеюсь, вы поняли, почему теперь в Петербурге каждый разговор начинается и заканчивается проклятиями в адрес губернатора.
Вы скажете, что это везде так. В Москве вон тоже, особенно пару лет назад, нельзя было и двумя фразами перекинуться без того чтобы обложить Собянина. В Питере, скажу честно, слушали эти разговоры с недоумением. Собянина ругали за то, что он делал – ну там, я не знаю, плитку, что ли, перекладывал или город как-то особенно аляповато вроде бы украшал. Ну по мнению культурных москвичей. Но обратите внимание: Собянина ругали за то, что он, Собянин, делал. Но это значит, что он что-то делал! Беглов же в Петербурге известен тем, что не делает ровным счетом ничего. Почувствуйте разницу.
То ли толстовское непротивление злу насилием, то ли буддийское недеяние – святой человек, одним словом. Но ведь и ребенку понятно, что святому человеку место в монастыре, а административную работу лучше оставить грешнику – пусть хоть плитку перекладывает.
Москвичи, отдайте нам Собянина!
Впрочем, москвичи хитрые, отдадут они, как же, держи карман шире.
А с другой стороны, клянешь, клянешь Беглова, но ведь страшновато. Опыт показывает, что когда плохого губернатора куда-то убирают, появляется новый, и обязательно хуже, чем старый.
Уж как не любили Матвиенко! А теперь хоть в ноги кидайся: матушка, вернись.
После Матвиенко был Полтавченко. Говорят, раз в месяц на две недели уезжал на Афон молиться. Злые языки говорят, что это был такой эвфемизм – примерно как когда простые мужики говорят женам, что пошли в гараж машиной заниматься.
Полтавченко были недовольны, но если б знать, что после него будет Беглов, то держались бы за него, как за якорь.
Вот и теперь – ну не будет Беглова, стало быть, будет еще хуже? Куда уже?
Ходят слухи, что до августейшего уха уже дошел коллективный стон родного города и новый губернатор все-таки будет. Беглова, по слухам, ждет уже место в Москве, в Совете Федерации (Федерального Собрания Российской Федерации – всегда пробирает на хи-хи, когда идешь по Дмитровке).
И тут невольно думаешь: за какие же такие заслуги такое тепленькое местечко? Может, стоило бы устроить показательную порку, чтобы другим, которые на смену придут, как-то веселее работалось?
И как-то сама собой приходит мысль: вот раньше бы, раньше – партбилет на стол и волчий билет, работай до конца жизни дворником, переезжай из ведомственной квартиры в комнату в коммуналке, пенсию тебе пересчитают, дачу отберут… Но ведь это только при кровавом Сталине было, мы же не хотим, как при кровавом Сталине…
Но это пока сидишь дома и греешься у масляного обогревателя.
А выйдешь на улицу, грохнешься со всего своего роста в черную жижу, если выше нуля, или об ледяные торосы, если ниже нуля, и восклицаешь про себя – хотим, хотим, хотим!
Впрочем, потом отойдешь, почистишь пальто, помажешь ушиб троксевазином, и отпускает. Отходчивые мы. Может быть, зря.
