Форум
Диалог с правящим лагерем становится все менее возможным из-за выбранного им стиля общения с оппонентами на всех уровнях. Отказывая в уважении всем, кто с нею не согласен, власть заранее отбрасывает от себя тех, кто готов говорить на языке аргументов и разумных доводов
ЗАБРАТЬ СЕБЕ
Ни одна система не может стоять исключительно на страхе. «Штыки всем хороши, но на них нельзя сидеть». Любое государство опирается не только на аппарат принуждения, но и на искреннюю поддержку людей, которым оно нравится, которые одобряют не только что, но и как оно делает.
Противники Трампа в США, например, говорят, что, помимо всего другого, он разрушает мораль американского общества, отрицая десятилетиями складывавшиеся правила взаимного уважения социально-демографических групп друг к другу и обращаясь к людям, уставшим от этих правил. И он «позволяет» им публично произносить то, что раньше можно было говорить только в узкой компании — как он сам выразился, «в мужской раздевалке» — презрительно отзываться о женщинах, например. Сохраняющаяся, несмотря ни на что, симпатия к нему со стороны нашего официоза не в последнюю очередь связана именно с этим.
У нас ведь — то же самое. Только в куда больших масштабах.
Выход на авансцену хамов, гордящихся своим хамством, — включите телевизор, хоть на две минуты — не просто дурной вкус кураторов официальной пропаганды. Это хамство находится в полном соответствии с российской внешней, да и внутренней политикой. Отрицание очевидного, наплевательское отношение ко всему, кроме силы, «цивилизационное одиночество», «чего в глаза не смотришь?», Солсберийский собор, «а вы докажите» — это ведь не только в каждом первом ток-шоу, это и есть наша политика. Это жлобская политика, и именно жлобы не просто одобряют ее, а чувствуют своей.
Иллюстрация: Getty Images
Наглое самодовольство, презрение ко всем, кто не ходит строем, к слишком умным, да еще и надевшим шляпу, культ силы, «простоты» и архаичной маскулинности, скабрезные шутки — все это буквально затопило страну. Не стыдно, но, наоборот, почетно сказать с экрана, что я, мол, гомофоб и тем горжусь. Гомосексуалов, кстати, большинство людей не любит не только у нас, но и везде, но еще недавно прокламировать это считалось неприличным. Пока еще не принято открыто говорить о собственном расизме, но он булькает под тонкой корочкой запрета и вырывается наружу при первой же возможности, как это случилось, когда сирийцы сбили наш самолет, а начальство в неизъяснимой мудрости своей обвинило в этом Израиль.
Стиль — это серьезно. Дело не только в том, что интеллигентные люди под давлением торжествующего жлобства, а вовсе не исключительно по экономическим или политическим причинам покидают страну — видеть, говорят, этого больше не могу, дышать здесь нечем. Это, конечно, снижает удельный вес образованных профессионалов и людей с высокой креативностью в российском населении. Но проблема не сводится только к растущей эмиграции. Стилистические разногласия зачастую важнее политических — они не оставляют возможности договориться.
Человек российский должен уважать силу, верить в благотворность самовластия и с презрением относиться к каждому, кто не похож на него
Можно представить себе, например, что вы, не соглашаясь изначально с войной в Сирии, услышите в серьезном спокойном разговоре аргументы за эту войну — лично мне они неизвестны, но, может быть, они существуют — и в чем-то подкорректируете свое суждение. Но вы никогда не согласитесь, да и не будете всерьез говорить с человеком, ведущим себя как уголовник из советского кинофильма. Вы не услышите его аргументов, даже если они у него есть, а он не услышит ваших.
Сторонники разных точек зрения могут и должны договариваться. Хотя бы потому, что у нас, как и в любой стране, никогда не будет единомыслия — не на уровне официальном, где оно вполне возможно, а в жизни. Никогда условные левые и условные правые не победят друг друга окончательно — они могут, если мы доживем до демократии, победить на выборах и сформировать правительство, но проигравшие останутся в стране и могут вернуться к власти в следующий избирательный цикл. Да и различия не всегда фатальны. Так, в сегодняшней России многие сторонники разных идеологий требуют одного и того же — честных выборов, например, или реально независимых судов. В принципе, можно не только договариваться, поняв приоритеты друг друга, но и, если эти приоритеты не предполагают уничтожения оппонента, взаимодействовать.
За отношением к той же войне в Сирии могут стоять разные факты и оценки, разное понимание угроз и интересов. И это можно обсуждать. А за доминирующей у нас стилистикой — картина мира. Мира, в котором вам нет места. Мира, в котором вы должны занимать низшую ступень в естественной для нашего мейнстрима уголовной иерархии.
Большевики пытались — до сих пор спорим, насколько успешно — сформировать нового человека. Он, человек советский, должен был работать бесплатно и полностью отдавать свою судьбу в руки государства. Человеку российскому не возбраняется зарабатывать деньги и во многом самому строить свою судьбу. Он лишь должен уважать силу, верить в благотворность самовластия и с презрением относиться к каждому, кто не похож на него.
Гозман
ЗАБРАТЬ СЕБЕ
Ни одна система не может стоять исключительно на страхе. «Штыки всем хороши, но на них нельзя сидеть». Любое государство опирается не только на аппарат принуждения, но и на искреннюю поддержку людей, которым оно нравится, которые одобряют не только что, но и как оно делает.
Противники Трампа в США, например, говорят, что, помимо всего другого, он разрушает мораль американского общества, отрицая десятилетиями складывавшиеся правила взаимного уважения социально-демографических групп друг к другу и обращаясь к людям, уставшим от этих правил. И он «позволяет» им публично произносить то, что раньше можно было говорить только в узкой компании — как он сам выразился, «в мужской раздевалке» — презрительно отзываться о женщинах, например. Сохраняющаяся, несмотря ни на что, симпатия к нему со стороны нашего официоза не в последнюю очередь связана именно с этим.
У нас ведь — то же самое. Только в куда больших масштабах.
Выход на авансцену хамов, гордящихся своим хамством, — включите телевизор, хоть на две минуты — не просто дурной вкус кураторов официальной пропаганды. Это хамство находится в полном соответствии с российской внешней, да и внутренней политикой. Отрицание очевидного, наплевательское отношение ко всему, кроме силы, «цивилизационное одиночество», «чего в глаза не смотришь?», Солсберийский собор, «а вы докажите» — это ведь не только в каждом первом ток-шоу, это и есть наша политика. Это жлобская политика, и именно жлобы не просто одобряют ее, а чувствуют своей.
Иллюстрация: Getty Images
Наглое самодовольство, презрение ко всем, кто не ходит строем, к слишком умным, да еще и надевшим шляпу, культ силы, «простоты» и архаичной маскулинности, скабрезные шутки — все это буквально затопило страну. Не стыдно, но, наоборот, почетно сказать с экрана, что я, мол, гомофоб и тем горжусь. Гомосексуалов, кстати, большинство людей не любит не только у нас, но и везде, но еще недавно прокламировать это считалось неприличным. Пока еще не принято открыто говорить о собственном расизме, но он булькает под тонкой корочкой запрета и вырывается наружу при первой же возможности, как это случилось, когда сирийцы сбили наш самолет, а начальство в неизъяснимой мудрости своей обвинило в этом Израиль.
Стиль — это серьезно. Дело не только в том, что интеллигентные люди под давлением торжествующего жлобства, а вовсе не исключительно по экономическим или политическим причинам покидают страну — видеть, говорят, этого больше не могу, дышать здесь нечем. Это, конечно, снижает удельный вес образованных профессионалов и людей с высокой креативностью в российском населении. Но проблема не сводится только к растущей эмиграции. Стилистические разногласия зачастую важнее политических — они не оставляют возможности договориться.
Человек российский должен уважать силу, верить в благотворность самовластия и с презрением относиться к каждому, кто не похож на него
Можно представить себе, например, что вы, не соглашаясь изначально с войной в Сирии, услышите в серьезном спокойном разговоре аргументы за эту войну — лично мне они неизвестны, но, может быть, они существуют — и в чем-то подкорректируете свое суждение. Но вы никогда не согласитесь, да и не будете всерьез говорить с человеком, ведущим себя как уголовник из советского кинофильма. Вы не услышите его аргументов, даже если они у него есть, а он не услышит ваших.
Сторонники разных точек зрения могут и должны договариваться. Хотя бы потому, что у нас, как и в любой стране, никогда не будет единомыслия — не на уровне официальном, где оно вполне возможно, а в жизни. Никогда условные левые и условные правые не победят друг друга окончательно — они могут, если мы доживем до демократии, победить на выборах и сформировать правительство, но проигравшие останутся в стране и могут вернуться к власти в следующий избирательный цикл. Да и различия не всегда фатальны. Так, в сегодняшней России многие сторонники разных идеологий требуют одного и того же — честных выборов, например, или реально независимых судов. В принципе, можно не только договариваться, поняв приоритеты друг друга, но и, если эти приоритеты не предполагают уничтожения оппонента, взаимодействовать.
За отношением к той же войне в Сирии могут стоять разные факты и оценки, разное понимание угроз и интересов. И это можно обсуждать. А за доминирующей у нас стилистикой — картина мира. Мира, в котором вам нет места. Мира, в котором вы должны занимать низшую ступень в естественной для нашего мейнстрима уголовной иерархии.
Большевики пытались — до сих пор спорим, насколько успешно — сформировать нового человека. Он, человек советский, должен был работать бесплатно и полностью отдавать свою судьбу в руки государства. Человеку российскому не возбраняется зарабатывать деньги и во многом самому строить свою судьбу. Он лишь должен уважать силу, верить в благотворность самовластия и с презрением относиться к каждому, кто не похож на него.
Гозман
не стоило и начинать
